спали наши дети. Меня переполняли кипящая ярость, невероятный прилив сил. Я сжала кулаки и постаралась встать как можно более ровно. Сознание заработало быстрее, чем обычно, без тормозов перескакивая с мысли на мысль. Бешеная скорость и готовность к броску.

Но цвета одежды позади сарая, как оказалось, не имеют к моей семье никакого отношения. Шелковое платье Мэри было задрано до пояса и колыхалось отрывистыми волнами, а ее супруг пытался и ее удержать, и не прервать секс. Это гораздо больше походило на непростое занятие чем-то вроде «сделай сам», чем на любовные утехи, и все же парочка продолжала свое дело. Голова Мэри лежала на плече у мужа, она издавала негромкие, приличествующие занятию звуки.

Я побрела прочь, прикрыв рот ладонью. Нет, когда некому было про это рассказать, ничего особо смешного не было, и все же поделиться ужасно хотелось, совсем как маленькой девочке, чтобы с кем-то над этим похихикать. Подойдя ближе к дому, я заметила, что от группы курящих отделился темный силуэт и направился мне навстречу.

– Что такого смешного?

Это был Антонио. Он сунул руки в карманы джинсов, рукава его рубашки были закатаны до локтя. Внутри у меня что-то невольно натянулось, как струна. Я опустила взгляд, будто это могло помочь мне скрыть веселье.

– Ничего. Но к сараю лучше не подходить.

Большинство людей не отступились бы, принялись бы расспрашивать, пока бы ты не выдал им тайну. А Антонио только шевельнул бровями и сложил губы трубочкой – вроде бы догадался, о чем я говорю, но дал понять, что на него это особого впечатления не произвело. Он протянул мне пачку, и я взяла сигарету. Я наклонилась и подождала, пока он поднес к сигарете зажигалку.

– Не знал, что ты куришь.

– А я и не курю, – ответила я, сделав глубокую затяжку.

Антонио улыбнулся, кивнул, и мы, не сговариваясь, отвернулись от дома, обратившись лицом к небу. Наши руки дружески соприкоснулись. Мы стояли, словно приятели или зрители на световом шоу. «Неужели это оно? – мелькнула у меня мысль. – Другой мужчина, друг Джейка. Какой простой способ сделать ему больно. Да, наверное, еще и приятный». Я представила, как веду Антонио в проулок между домами, где нас никто не увидит, и обвиваю руками его шею. И почти ощутила, как его пальцы движутся вдоль моего тела и проникают внутрь меня. А когда мы отступим подальше в глубь проулка, то окажемся около мусорного бака, синего мусорного бака…

Я коротко рассмеялась, хотя и не собиралась. Вместе со смехом из меня вылетел дым и растекся облачком в холодном воздухе.

– Что? – Антонио повернулся ко мне.

– Ничего.

Я медленно выдохнула. Я чувствовала на себе взгляд мужчины, и от этого кожу у меня на лице слегка покалывало – Антонио словно бы прикасался ко мне.

– Ты вроде бы неплохо держишься, – сказал он. – После… после всего этого.

Итак, Антонио действительно знал. Все знали. Я сделала слишком долгую затяжку и наполнила легкие дымом. Почему на меня смотрели как на инвалида, как на ущербную? Джек совершил супружескую измену, но это почему-то плохо отразилось на мне. А как же иначе? Кто я такая? Всего-навсего домохозяйка. Ничего не добилась, не выпустила ни одной публикации под своим именем. Разве такой стоит хранить верность?

А в доме, на вечеринке, Джейк конечно же всем казался спокойным и веселым. Он заразительно смеялся с друзьями, откидывая с глаз пряди волос. А я все-таки подумала – в последний раз, – не обняться ли с Антонио. Я чувствовала, что он не будет против. Но Джейк… что он ощутит? Он никогда не был ревнив. Я представила, как он пожимает плечами и улыбается.

«Рад за тебя, Люс», – мог бы сказать он, и случившееся его ни капельки бы не задело.

Глава 24

Когда мы с Антонио вернулись в дом, гости начали расходиться, и многие были так пьяны, что это забрало у них остатки вежливости:

– А где Джейк?

– Если что, шли его куда подальше! – Это было сказано шепотом.

– Вот ведь засранец. А дети знают?

Я не удержалась и в ответ на последний вопрос вздернула брови.

«О да, – ответила я про себя. – Я все-все рассказала Пэдди и Тэду про то, как их папочка начал трахаться с сотрудницей после работы в отелях. Один раз – мы им так и сказали – у папочки был секс в туалете поезда! Прелесть, правда?»

– До свидания, – сказала я на самом деле, сохраняя безмятежное выражение лица. – Берегите себя, – добавила я, прощаясь с кем-то еще. – Скоро увидимся.

Я прекрасно справлялась с ролью гостеприимной хозяйки и как бы действительно была огорчена тем, что гости уходят.

Последней уходила Мэри. После секса она была слегка помятой, припухшей, будто ей всю ночь не давал спать ребенок, у которого режутся зубки. На самом деле мне случалось видеть ее в таком состоянии, так что сравнение было вполне корректным – волосы растрепались, платье перекошено. После ухода Мэри я заперла дверь, выключила свет и прошла по гостиной, не обращая внимания на последствия вечеринки и не останавливаясь, чтобы убрать хотя бы один грязный бокал или выбросить недоеденный пирожок.

Я поднялась наверх. Раньше я всем сказала, что Джейк наверху – дескать, прилег. Проходя мимо ванной, я увидела за окошком темную полоску поля, едва различимую на фоне неба. Над этой полоской вот-вот начнет заниматься рассвет. «Если Джейк ушел, – подумала я, – я это переживу, я стану такой же ясной, как этот пейзаж за окном, я пойду по жизни дальше просто и спокойно».

В нашей спальне свет не горел, но Джейка я разглядела. Он лежал на боку. Я сразу поняла, что он не спит – его дыхание было неслышным, и в спальне просто-таки все было пропитано бодрствованием.

– О боже… – проговорила я, сев на кровать. – Давай больше никогда не будем устраивать этих вечеринок, ладно?

Мой голос звучал спокойно, как обычно. Такие слова я произносила и после других вечеринок в другие годы. Джейк, лежавший на кровати в джинсах и рубашке, повернулся лицом ко мне. Похоже, он удивился и моим словам, и моему тону. Ни ругани, ни обвинений. Более того, я заговорила о будущем, а в последнее время разговоры о будущем у нас превратились в табу. Наша нынешняя реальность походила на скособоченную версию осознанности – никакого будущего, бесконечное настоящее и при этом столь же бесконечное прошлое, наполненное то ложью, то полуправдой – десятками версий одного и того же эпизода.

– Точно, – отозвался Джейк. –