Я качаю головой, не в силах говорить.

Он тяжело сглатывает, и на секунду мне кажется, он больше ничего не скажет.

– Мы работали официантами в одной закусочной, – говорит он наконец. – В Клэйборне. Она ходила в подготовительную школу. Я был в колледже.

У меня на шее волосы встают дыбом.

– Фредерик тоже там работал?

– Нет. Они встретились позже. – Эрни прочищает горло. – Я познакомил их на вечеринке.

«На вечеринке», – меня сделали на вечеринке.

Сверху доносится крик Фредерика:

– Значит, мы опоздаем! Мне плевать!

Хлопает дверь.

«Толчки после основного землетрясения».

– Пойду выпью стакан воды, – говорит Эрни. – Хочешь?

– Нет, спасибо.

Когда он встает, чтобы пойти в кухню, мои глаза опускаются на телефон Генри. Экран все еще горит.

Я беру его со стола и открываю меню. Неудивительно, у Генри открыт аккаунт @FreddyRicks. Я следила за профилем годами, думая, что смотрю на мир глазами отца.

Однако ни разу я не видела открытое приложение социальных сетей на телефоне Фредерика. Не думаю, что оно вообще скачано.

Позже я не буду знать, почему так поступила. Но я направляю телефон Генри на газету и делаю снимок. Затем печатаю: «Слушаю 1D дома и собираюсь на концерт. Обожаю. #fanboy».

Затем выкладываю пост.

* * *

Фредерик проводит вечер наверху в музыкальной комнате-студии, играя на электронной гитаре. Один. Через потолок слышна очень злая музыка. Его настроение не сдерживает даже звукоизоляция.

Я провожу время за чтением «Анны Карениной» на диване, но слишком нервничаю, чтобы концентрироваться. По моим подсчетам, Фредерик уже потерял из-за меня целый миллион и одобрение матери. Неудивительно, что он не хочет проводить время со мной.

Еще хуже – фотография в «Инстаграме» про «1D» набрала четыре тысячи «мне нравится» и сотню восторженных комментариев, прежде чем была удалена. Пока никто не указывал на меня пальцем, но это лишь вопрос времени.

Кто-то постучал во входную дверь, что странно. Друзья Фредерика всегда дают знать о своем прибытии, просто набирая код. Я открываю дверь и оказываюсь лицом к лицу с пожилой женщиной. За ее спиной отъезжает такси.

– Рейчел, – говорит она шепотом, ее улыбка дрожит. – Я Элис.

Первую секунду я лишь таращусь на нее. Моя бабушка моложе, чем я представляла. У нее светло-каштановые волосы и большие карие глаза.

– Я могу войти?

Отскакиваю и распахиваю дверь. Элис катит за собой чемодан, но он застревает на пороге, и я помогаю ей затащить его через дверь.

– Спасибо, дорогая. – Она закрывает дверь. – Прошу прощения, что напугала. Я провела отличный длинный перелет, привыкая к мысли, что увижу тебя.

– Он знает, что вы здесь?

Она качает головой.

– Может, мне… – указываю на лестницу на второй этаж.

– Может, не стоит? – спрашивает Элис.

– Хорошо.

Взгляд Элис пробегает по гостиной Фредерика.

– По-прежнему живет, как студент, я посмотрю. – Она катит чемодан в сторону кухни. Элис бывала здесь. – Пойдем со мной.

В кухне наблюдаю, как Элис расстегивает сумку. Она вытаскивает пакет того, что похоже на муку, пачку масла, приклеенную к пакету льда, и упаковку шоколада. После того как появляются еще несколько ингредиентов, она достает пластиковую миску и противень.

– Рейчел, мы с тобой будем делать печенье. Потому что именно это делают бабушки. А еще потому, что иначе я просто буду смотреть на тебя и рыдать.

– Хорошо. – Я вернулась к односложным ответам.

Элис высыпает муку в миску. Я беру пакет, в котором по виду перемешаны коричневый и белый сахар, и добавляю сверху.

– Вот так, – говорит моя бабушка. Я поднимаю глаза и вижу, что Элис меня изучает. – Фредерик мой единственный ребенок, – говорит она. – И я не надеялась, что у меня будет внучка. – Ее глаза начинают краснеть. Элис всхлипывает. Затем она насыпает другую белую субстанцию из пакета в миску. Разрыхлитель и соль, по всей видимости.

Я достаю вилку из ящика и перемешиваю ингредиенты.

– Я очень зла на твоего отца. Не могу даже сказать «твой отец» без того, чтобы у меня не поднималось давление. Сама мысль о том, что у меня была внучка… – Она кладет руку на грудь. – Прости, Рейчел. Все не должно было быть так.

«Очевидно, должно было», – я оставляю эту мысль при себе.

– Включить духовку?

– Отличная идея.

Я выставляю 375 на панели и понимаю, что нужно нажать кнопку ввода, чтобы духовка начала нагреваться. Духовка Фредерика примерно на двадцать пять лет новее, чем моя старая в доме в Орландо.

– Давай поправим подставку… – Элис открывает духовку. – Боже мой! – Она достает картонную коробку. На ней написано: «Кухонные аксессуары».

– Ох, – восклицаю я. Хорошо, что Элис нашла коробку. – Я чуть не устроила пожар.

Элис откладывает коробку на столешницу. Затем обхватывает руками голову и смеется.

– Он никогда не пользовался духовкой. – Она смотрит на потолок, словно обращается к нему наверху: – Ты такой ребенок, Фредерик. – Снова смеется, и слезы выступают у нее на глазах.

Конечно, миксера нет.

– Придется нам смешивать все вилкой, – объявляет Элис. – Нужно будет приложить немного усилий.

– Я знаю одну уловку, – предлагаю я.

Элис ждет со слезами на глазах.

– Если сначала растопить масло, оно легко смешается. Но тогда придется делать батончики, потому что все растекается.

Элис протягивает мне масло.

– Доверяюсь тебе.

* * *

Печенье с краев противня хрустит, а кусочки из центра тягучие.

– У нас есть слабой, средней и сильной прожарки, – говорю я, выбирая мягкую и кусая. – Вкусные.

Элис улыбается.

– Ура! – Она стучит своим печеньем о мое. – Ты такая худая.

– Я не всегда голодна, – признаюсь я. Я на диете «потеряй свою маму» уже больше месяца, и это наверняка заметно.

– Фредерик, боюсь, нерегулярно ест.

– Вообще-то он ест достаточно, – говорю я, защищая его.

Элис качает головой.

– Мы не можем говорить о нем, иначе я не выдержу. – Она снова кусает печенье, затем ее лицо мрачнеет. – Мне так жаль твою маму, дорогая. Даже не могу представить.

Наступает момент тишины, пока я жую.

– Рейчел? – Голос Фредерика доносится с лестницы.