— Чушь! — яростно крикнула Беата. — Я не сумасшедшая!

Она выскочила в сад и кинулась к вересковому кусту. Уткнулась лицом в цветы. Глубоко вдохнула.

Все хорошо. Спокойно, сладко, мирно, как тонкий аромат вереска.

— О, Калунна, подари мне забвение, — прошептала она, — я не хочу умирать в страхе. Я буду тебе поклоняться и оставлять подношения, пока жива. Мне ведь немного осталось. Я так не хочу умирать…

Ветвь вереска скользнула по ее щеке, будто гладя.

Беата успокоилась. Она вдруг почувствовала себя защищенной, хотя на это не было ни единой причины.

Она отстранилась и заметила очередную записку за забором. Вышла и прочитала ее.

«Глупая ведьма не умеет считать до пяти. Воровали все. Ни один не отказался взять чужое. Кроме себя, ты забыла еще кое-кого».

Беата была сбита с толку. Пять? Воровство?

«Круг замкнулся. Они все — воровки и предательницы».

Все четверо? Адалинда, Беата, Валери и Голди? Но Беата ничего не крала, наоборот, отдала подругам свои годы жизни. Опять бессмыслица какая-то. Демон напал на четырех ведьм… и одного мальчишку.

Пять. Пять, а не четыре!

Как звали того паршивца? Почему он вообще был тогда там?

Беата задохнулась от нахлынувшего на нее воспоминания.

— Стой, рыжая!

Беата даже не обернулась. Деревенские мальчишки часто дразнили ее за цвет волос, а когда в ней пробудился колдовской дар, еще и за это. Она стала ведьмой первой из подруг, и вся деревня дивилась на это. Все дети требовали, чтобы она колдовала для них и исполняла их желания, будто она была каким-то дурацким джинном. Не получив желаемого, многие начали травить ее, устраивая мелкие пакости. Но стоило пробудиться дару Валери, и задирам пришлось несладко. Она дала им отпор, которого не могла дать Беата, и противные мальчишки отстали.

Все, кроме одного.

— Да погоди ты!

— В жабу превращу, — пригрозила ему Беата.

— Ты тетрадку потеряла!

Беата остановилась и резко обернулась. Со вчерашнего дня она не могла найти свою «книгу заклинаний», а ее стащил этот чертов мальчишка!

— Отдай!

Он подчинился. Насупился.

— Могла бы спасибо сказать.

— Спасибо, что вернул спертое, вор, — едко ответила Беата.

— Я не крал! — он задохнулся от возмущения. — Это подружка твоя сперла! Я увидел и решил вернуть тебе! А ты… ведьма! И дура! Рыжая! У рыжих нет души!

Беата бросила на него презрительный взгляд и пошла прочь. Она не решалась драться с мальчишками, как Валери, и не умела строить из себя жертву, как Адалинда. Поэтому просто игнорировала обидчиков, будто их не существовало. Ну его. Надо спешить к поляне с камнями. Голди обещала улетный сюрприз.

Голди. Или противный мальчишка. Один из них призвал демона. Для призыва ведьмовского дара не требовалось. Это мог сделать любой, правильно начертивший пентаграмму.

Что же с ним стало?

Глупый вопрос. Даже с десятью годами жизни Беаты, он давно уже мертв. Попробовать призвать его дух? Проклятье, а как его звали-то? Нужно сходить в полицейский участок и попросить дело. Или дождаться Джеральда? Оно же у него было.

Беата зашагала к хисширскому полицейскому участку.

Ждать она больше не могла.

***

Когда Джеральд пришел, Беата была в тихом бешенстве.

— Что случилось? — удивленно спросил он.

— Почему ты не сдох?

Он вздрогнул.

— Что?

— Почему ты не сдох двадцать лет назад, Джеральд Харт? Как ты протянул так долго? Я была в полицейском участке и узнала, как звали пятую жертву хисширского демона. И что никто не поручал меня сопровождать: только встретить и рассказать о правилах безопасности. Но ты таскался за мной как привязанный и постоянно лгал, прикрываясь этим.

— Беата, выслушай меня, — торопливо заговорил он, — я собирался рассказать тебе, просто не знал как! Не умер я, потому что мать отвела меня в вересковые пустоши и отдала Калунне, с просьбой спасти от смерти. Богиня приняла меня на службу и продлевает мою жизнь, пока я ей служу. Лишившись ее покровительства, я тут же умру, поэтому привязан к Хисширу и не могу его покидать. Даже лес могу пройти лишь до середины. Но я люблю тебя! Только тебя, ты единственная мне нужна!

— Замолчи, лжец! — крикнула она. — Рассказывай о сделке с демоном! Ты же все слышал тогда, да? Что ты украл? Кто призвал демона? Ты?

— Нет! Я не знаю точно, но выходит, что Голди! Я слышал твой разговор с демоном и сделку Адалинды, она была после твоей. Демон разбудил меня и не усыпил заново, как тебя. Потом он исчез, все очнулись и бросились бежать!

— Какую сделку заключил ты? Демон навязал ее всем, вряд ли он отпустил бы тебя просто так. Что ты украл и у кого?

— Ничего! Беата, я с детства был в тебя влюблен, но не знал, как привлечь твое внимание. Вы смеялись надо мной, и я мстил, как маленький дурак. Но когда ты отдала мне десять лет своей жизни, пусть и не хотела этого, я понял, что ты — особенная. Просто слушала подлых подруг, а они настраивали тебя против меня, — глаза у Джеральда лихорадочно блестели, — я попытался вернуть тебе украденное Адалиндой. Я сказал демону: «Хочу быть рядом с Беатой. Нравиться ей и быть нужным. Я сам буду любить ее, вместо того, украденного парня». Демон рассмеялся: «Договорились. Через тридцать лет она вернется сюда на последнем году жизни, и ты будешь рядом. И даже понравишься ей. Ненадолго. А вот ждать будешь всю свою жизнь. Но женщину-мечту нельзя забывать. Ты и не забудешь». С тех пор я постоянно видел сны о твоей жизни. Я видел тебя веселую, юную, игривую, и все время думал, что ко мне ты приедешь постаревшей и увядшей, как цветок. Моей матери было тогда сорок, и я представлял тебя похожей на нее. А ты росла, целовала и любила других парней, совсем забыв о моем существовании. Меня это сводило с ума.

Беата окаменела.

— Ты смотрел, как я трахаюсь? Постоянно следил за мной, чертов извращенец?!

Джеральд отвел взгляд.

— Не постоянно. Я не мог контролировать эти сны и видел лишь то, что мне показывали. Подмечал, что тебе нравится, и готовился к твоему приезду. Я боялся, что ты снова начнешь игнорировать меня, вот и ходил за тобой по пятам, под выдуманным предлогом. Я понимал, что демон не выполнил мое желание честно, и все время ждал подвоха. В моих снах ты была женщиной-праздником, веселой, свободолюбивой и сводящей с ума любого мужчину, что тебе приглянется. Я думал, что от твоей доброты не останется и следа, что она погаснет, и