– Что здесь интересного? Я решила похоронить его там же, где похоронены мои родители, хотя, признаюсь, долго колебалась… Потом подумала, что он все же формально остался моим мужем… Да и мальчики… Это их отец, и пусть он будет там, где покоятся их дедушка и бабушка…

– Понимаю, фрау Гаммерсбах. Но меня больше интересует, кто присутствовал на панихиде.

– Людей было немного. Вы же знаете, что родственников не осталось ни у меня, ни у Рольфа. От банка были господин Детлеф и фрау Лемке, еще пара сотрудников… Я с сыновьями…

– Это все?

– Пожалуй… Хотя нет… Был еще один господин. Очень представительный. Но он пришел попозже.

– Вы его знаете?

– Нет, я его видела впервые. Рольф редко знакомил меня со своими приятелями.

– Но он ведь как-то представился…

– Да, он сказал, что был дружен с Рольфом и узнал из газет о его смерти.

– Но он назвал себя?

– Пожалуй, назвал… Но вы понимаете, в каком состоянии я была?

– Совсем не запомнили?

Она помолчала, силясь что-то вспомнить, потом сказала:

– Разве что имя… По-моему, Эдвин…

– Может быть, Краузе?

– Да, господин Вундерлих. Как будто бы Краузе… А вы его знаете?

– Не более, чем вы. Я просто о нем слышал. Больше никого не было?

– Как ни странно… Вот ведь как бывает… Столько знакомых при жизни… Вы хотели бы еще что-нибудь сказать, господин Вундерлих? – спросила вдова, и по ее тону можно было понять, что она хотела бы закончить разговор.

– Это все, уважаемая фрау Гаммерсбах. Вы мне очень помогли. Всего доброго.

Он еще некоторое время посидел на скамейке, философски размышляя о превратностях человеческой судьбы, о значимости человеческой жизни до и после ее окончания. Затем решительно встал и уверенно зашагал к ломбарду.

14

Школьный педагогический совет заседал недолго.

Сначала выступила классный руководитель Диана Дизинг. Она живописала подвиги своей подопечной Эрики Пфеффер, особо остановилась на истории похищения из ранца десяти марок (во время рассказа педагоги издавали возмущенные возгласы и крутили головами) и закончила словами:

– Уважаемые коллеги, я неоднократно вызывала в школу мать Эрики и объясняла ей, что если вопиющие случаи нарушения школьного порядка будут продолжаться, то школа вынуждена будет принять меры специального воздействия. Фрау Пфеффер обещала исправить ситуацию, но, к сожалению, до сих пор ничего не изменилось. Возможно, мать просто не в состоянии как-то повлиять на дочь… Сегодня, уважаемые коллеги, мы должны принять окончательное решение.

В углу всхлипнула Магда Пфеффер. Эрика в соответствии со своим прозвищем «звереныш», полученным от матери, затравленно смотрела исподлобья. Она не пыталась ничего сказать в свое оправдание (да и не умела), ей было все равно, что с ней сделают учителя, которых она ни в грош не ставила. Маленькую ее душу разрывала необъяснимая тоска. Ей просто хотелось, чтобы все это побыстрее закончилось.

Магда, с печатью обреченности на лице, попыталась что-то пролепетать, но возражение работницы народного предприятия, не умеющей красиво и выразительно говорить, не было услышано педагогическим коллективом. Готовая расплакаться, она снова покорно опустилась на свой стул. Слово взял директор школы господин Хуберт Франк.

– Коллеги, учительница фрау Дизинг, да и другие учителя постоянно докладывали мне о проступках, совершаемых нашей ученицей Эрикой Пфеффер. Я долго думал и пришел к выводу, что мерой, необходимой для сохранения полноценного члена нашего социалистического общества, явится направление Эрики Пфеффер в специальный исправительный детский дом. Там работают профессионалы, которые владеют эффективными методами перевоспитания. Я думаю, они сделают это лучше нас.

Всхлипывания Магды Пфеффер перешли в громкое рыдание. Эрика сжалась в комок, еще не понимая, что происходит, но не проронила ни слова. Учителя молча наклонили головы. Директор выждал и продолжил:

– Коллеги, я предлагаю проголосовать за рассмотрение случая Эрики Пфеффер районной комиссией по борьбе с безнадзорностью молодежи. Кто за это предложение, прошу поднять руки.

Кроме Луизы Друве, учительницы биологии, все подняли руки, так и не подняв головы. Учителя не посмели пойти против директора, который удовлетворенно зафиксировал большинство, не забыв при этом многозначительно взглянуть в сторону учительницы Друве. Директор Франк опустился на стул и сделал необходимые пометки в протоколе заседания педсовета.

Решение было принято. Зареванная Магда, подталкивая впереди себя своего «звереныша», покинула комнату. Она еще верила, что все закончится удачно, ведь авторитетная комиссия – это не черствый педсовет. Ей еще казалось: это был просто искусно разыгранный спектакль, нечто нереальное, что, естественно, не может иметь какого-то неприятного для Магды реального завершения. В ее голове не умещалось представление, что кто-то посмеет сломать тот маленький – пусть и не очень удачный – мирок, который ей удалось построить. Такого, она была убеждена, просто не существует в природе.

Молодежная комиссия «положительно» (к радости директора Франка) решила вопрос трудновоспитуемой. Дело поступило в центр распределения по специальным детским домам, и колесо системы завертелось. С этого дня судьба Эрики Пфеффер изменилась существенным образом.

15

Помещение ломбарда было узким и длинным. В передней части прилавка, вытянутого вдоль длинной стороны помещения, были устроены стеклянные витрины, за которыми можно было разглядеть разномастные предметы, не выкупленные их владельцами и выставленные для свободной продажи. С другой стороны прилавка прохаживался продавец. Это был высокий мужчина с усиками, одетый в черные брюки и белую рубашку, из-под воротничка которой выглядывала небольшая черная бабочка. Поверх рубашки была надета черная жилетка.

Макс решил, что это и есть господин Краузе, и почтительным тоном, приличествующим для обращения к хозяину, сказал:

– Добрый день, моя фамилия Вундерлих. Насколько я понимаю, вы и есть господин Краузе. Я хотел бы получить у вас консультацию.

Продавец, приятно удивленный, возразил:

– Ошибаетесь, я сотрудник господина Краузе Густав Кляйн. Шеф появится с минуты на минуту.

Макс извинился за свою оплошность и, решив подождать в магазине, начал прохаживаться вдоль прилавка. Клиентов в магазине не было, и сотрудник Кляйн, изнывающий от скуки, решил переброситься парой слов с приятным молодым человеком.

– Интересуетесь чем-то определенным?

– Я хотел бы заложить дорогую вещицу… Срочно понадобились деньги…

– Тогда, придя к нам, вы попали в правильное место. Мы берем и дорогие вещи. Например, автомобиль, или скутер, или что-то иное в этом роде… И, заметьте, сразу выдаем клиентам наличные деньги.