Один из них пожал плечами, другой крякнул и хрипло нашептал в воротничок:

— Первый, первый, я пятый! Посыльный принял груз у курьера, а мы приняли посыльного, но ему, похоже, нужна медицинская помощь…

— Пятый, вы спятили?! — отозвался воротничок, ввинтив возмущенный вопль по шнурку прямо в ухо докладчику. — Сказано было — взять тихо, без пыли и шума, а вы что устроили?!

— Да мы ничего! Он сам!

— Что — сам? Сам об стену убился? — зло съязвил воротничок.

Типы в кепках снова переглянулись. Пятый присел, отцепил от коробки руку посыльного, потискал вялое запястье и доложил:

— Сам, об стену, но не убился, только выключился. Нам его попробовать включить или так уносить?

— А груз вы проверили? — Первый задал вопрос и с минуту ждал ответа, вслушиваясь в фоновый шум из шорохов, стуков и приглушенной ругани. — Ну? Что там?!

— Да ерунда какая-то… Полная коробка тряпок, больше ничего…

— Так… Вон оттуда! Отошли, разделились и продолжили наблюдение и за курьером, и за посыльным!

Когда маленький человек пришел в сознание, рядом с ним никого не было. Объемистая, но легкая коробка так и лежала у него на животе, как на подносе, аккуратным кубом. Спешная проверка содержимого карманов никакой убыли не показала.

— Привидится же такое, а? Всего одна бессонная ночь, а какой серьезный вред для психики! — пробормотала жертва мускулистых галлюцинаций, с трудом вставая на ноги.

Галлюцинации галлюцинациями, а суровую трудовую реальность никто не отменял.

Нужно было доставить посылочку адресату.

* * *

Гуляя по городу, папуля сиял, как новый медный таз для варенья. Ему явно нравилось быть единственным кавалером сразу трех прекрасных дам разного возраста и темперамента. Я была спокойна, как удав, бабуля крутила головой, как вертишейка, и чирикала, как воробушек, только нетипично громко для мелкого пернатого. А вот мамуля была молчалива и угрюма, как бобр, обнаруживший зловещую течь в плотине.

— Мам, что случилось? — негромко поинтересовалась я у нее, дождавшись, пока папуля отойдет, чтобы сделать фото бабули на фоне очередной живописной двери.

Резные деревянные двери Старого Тбилиси почему-то произвели на нашу родную старушку особое впечатление.

— Надеюсь, это не возрастное проявление подсознательной тяги к гробовой доске? — проворчала мамуля, хмуро созерцая, как ба неутомимо позирует на фоне потемневшей от времени двери с этническими завитушками.

— Такой прекрасный солнечный день, а у тебя в голове по-прежнему ужастики! — посетовала я.

— Потому что Он здесь, — зловеще прошептала родительница и стиснула мою теплую руку своей ледяной.

— Зря ты войлочную шаль у Алки не взяла, — пробормотала я, стряхнув с запястья холодные и твердые, как сосульки, пальцы маменьки. — Кто — здесь? Кто — Он?

— Он! Темный Повелитель!

— Правда?! Где? Кто?

Я оглядела окрестности с новым интересом.

По логике, Темный Повелитель должен был быть чернявым деспотом. Брюнетов на туристических тропах Тбилиси было полным-полно, и каждый третий явно прибыл из той или иной страны мусульманского мира, что было понятно по эксорту из молчаливых дам в паранджах. Формально Темным Повелителем мог именоваться каждый такой суровый господин, но я ожидала увидеть некую откровенно романтическую фигуру. Ну, там, кого-то в черном шелковом плаще или хотя бы в эротичном костюмчике ниндзя…

— Откуда я знаю — кто?! — огрызнулась мамуля и снова настойчиво коснулась моей руки холодными пальцами.

Подавив недовольный возглас, я опустила глаза и увидела в перстах родительницы край бумажки.

— Это то, что я думаю? — спросила я, левой рукой принимая миниатюрный манускрипт, а правой обмахивая разгоревшееся лицо в конспиративной манере мультяшных пингвинов «Улыбаемся и машем».

Очень удачно получилось — оглянувшийся на нас папуля расценил мой жест как приветственный и расплылся в улыбке.

— Это новая записка от Него, — подтвердила мамуля.

Я повернулась к импровизированной фотозоне с папулей и бабулей спиной, в итоге уткнувшись в витрину какой-то кафешки. Мамуля совершила аналогичный пируэт и проследила, как я разворачиваю бумажку с текстом «Люблю целую! Через два дня буду! ТП».

— Как думаешь, Темный Повелитель хотел написать «люблю, целую» и просто забыл поставить запятую между глаголами? — обеспокоенно поинтересовалась моим экспертным мнением родительница.

— Да кто ж его знает, твоего загадочного темного? — Я пожала плечами. — Может, он в том смысле темный, что напрочь неграмотный, и просто забыл поставить запятую. А может, он написал именно то, что хотел: мол, люблю тебя всю, целиком.

— А разве есть варианты? Разве меня можно любить по частям? Мне решительно не нравится эта мысль, — заволновалась мамуля. — Не хочется думать, что этот Темный Повелитель — заурядный маньяк, последователь Джека-потрошителя.

— Как необычно ты трактуешь понятие заурядности! — невольно восхитилась я.

— Это профессиональное, — отмахнулась от комплимента знатная сочинительница ужастиков. — Ты лучше скажи, что ты думаешь о его заявлении «буду через два дня»? Что именно он будет делать через два дня?

— Любить тебя целиком? — предположила я и тут же хлопнула себя по губам. — Ой, прости, прости.

— А я другому отдана и буду век ему верна! — наградив меня укоризненным взором, горделиво провозгласила мамуля.

— По какому поводу вы тут цитируете Пушкина? — оживленно поинтересовалась незаметно подобравшаяся к нам бабуля.

Я живо спрятала загадочную записку в кулаке:

— Вспомнили, что он тоже посетил Тбилиси и написал об этом прекрасные строки!

Мамуля моментально поймала подсказку — расправила плечи, отставила ножку, плавно повела рукой и продекламировала:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой… Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит — оттого,

Что не любить оно не может.

— Целиком, — пробормотала я, уточняя, как именно предпочитает любить сердце лирического героя.

Пушкин ведь тоже мог бы зваться Темным Повелителем, правда? С его-то мастью в прадедушку Абрама Петровича Ганнибала и беспримерной способностью покорять сердца читателей…

— Браво, Бася, не ожидала, что ты еще помнишь классическую словесность! — то ли похвалила, то ли уколола популярную современную писательницу бабуля. — Хотя здесь уместнее было бы упомянуть другого Александра Сергеевича — Грибоедова, который похоронен в Пантеоне на горе Мтацминда, куда мы с вами обязательно поднимемся…