Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У вас теперь такой жесткий взгляд. И вы почти не смеетесь.
Роб скрестил руки на груди:
— Маловато поводов для смеха, разве не так?
Поэтому он и приехал сюда сегодня, поэтому он ежедневно делал то, что должен был. Беззаботный мальчик с душой нараспашку ушел навсегда. Ему пришлось стать холодным как лед.
— Как дела сегодня? — спросил он, жестом указав в глубину дома.
Нелли беспокойно нахмурилась, ее лицо прорезали глубокие складки.
— Довольно спокойно. Но в последние дни она плохо спит.
— Кошмары? — Он так надеялся, что тихая деревенская жизнь ее вылечит.
Нелли кивнула:
— Долгое время их не было. А теперь, кажется, снова вернулись.
Что за новый страх их вернул, если здесь уже так давно все тихо и мирно? Роб сжал челюсти.
— Тогда стоило ли мне приезжать?
— Может быть, это пойдет ей на пользу. В прошлый раз она, кажется, даже вас узнала.
Нелли повела его по узкому коридору в небольшую гостиную с видом на окраину сада и маленький переулочек. В камине потрескивал огонь, а окна были наполовину открыты, что делало помещение одновременно уютным и свободным.
Роб не сразу ее заметил. У окна на привычном месте стояла рамка с наполовину готовым гобеленом, рядом в беспорядке громоздились ящички с нитками и всякими приспособлениями, но самой девушки не было.
Потом он увидел ее у камина: она с задумчивой полуулыбкой смотрела на пламя. Плечи ее покрывала яркая шаль, а темные волосы свободными волнами рассыпались по плечам. Она выглядела почти такой же, как в давние времена, — милая и застенчивая сестренка Мэри, вечно таскавшаяся за ним хвостиком, стараясь завоевать внимание старшего брата.
Брата, который должен был ее защищать, но который подвел.
Мэри повернулась к ним и перестала улыбаться. Ее голубые глаза остекленели. В глаза Робу бросились шрамы на ее левой щеке. Нестираемое напоминание о ее разрушенной жизни, о его обязанности теперь ей помочь.
— Мэри, дорогая, посмотрите, к вам приехал ваш брат, — ласково проговорила Нелли. Она обняла девушку за хрупкие плечи и подвела к креслу, что стояло рядом с окном. — Это просто прекрасно, не правда ли?
Мэри напряженно смотрела на Роба без малейших признаков узнавания. Она, по сути, и не знала его в последние годы. Для нее он был лишь мужчиной, а значит, врагом, которого надо бояться.
Но привитые Нелли манеры все еще давали себя знать. Она чуть кивнула Робу и произнесла:
— Как поживаешь?
Роб медленно и осторожно приблизился и вынул сверток из кармана плаща.
— Мэри, я привез тебе из Лондона нитки. Нелли сказала, что тебе нужен для вышивки зеленый шелк, чтобы закончить лесную сцену.
— Мне? — Мэри уставилась на сверток, словно тот мог ее укусить. Подарки Роба всегда открывала ей Нелли, когда его уже не было в доме. — Почему ты приносишь мне подарки?
— Потому что... — Роб невольно шагнул к ней. Он знал, что должен держаться на расстоянии и вести себя очень осторожно, но порой любовь к сестре пересиливала все доводы рассудка. Ее страх причинял ему сильную боль. — Я это делаю, потому что хочу тебя порадовать. Хочу о тебе позаботиться.
Должно быть, на его лице все же отразилась боль, потому что Мэри вдруг прижалась к Нелли и хрипло вскрикнула:
— Но я вас даже не знаю! Кто вы?
— Мисс Мэри... — начала Нелли, но та не дала ей закончить и, как безумная, затрясла головой.
— Кто он такой? Зачем пришел? Он хочет меня отсюда забрать?
— Никогда в жизни, — с болью ответил Роб.
Но Мэри только еще сильнее заплакала.
Нелли через ее голову встретилась с ним взглядом и незаметно показала головой на дверь. И, несмотря на то что все внутри его безумно протестовало и требовало утешить сестру, Роб знал, что Нелли права. Теперь ее успокоит только его отсутствие.
Он развернулся и вышел из маленькой гостиной. В коридоре он с размаху уперся руками о стену и от боли и гнева прикрыл глаза. Он испытывал всепожирающую ярость к мужчинам, которые так поступили с его сестрой. И к себе тоже.
Он до сих пор слышал ее рыдания.
Он не смог тогда позаботиться о ней. Но сейчас сделает это. Любым способом.
— У тебя прекрасные друзья, Роб, — со смехом заявила Анна, когда карета стремительно миновала предместья Лондона и выехала на широкую деревенскую дорогу. Это был роскошный экипаж, выкрашенный в красный и черный цвет, с мягкими бархатными сиденьями. Кроме того, их сопровождали верховые в ливреях лорда Хартли — они охраняли карету от бродяг и разбойников.
Анна провела рукой по роскошному плюшу и поставила ноги на небольшую позолоченную скамеечку. Роб растянулся рядом. Он очень подходил этому богатому экипажу в своем бархатном дублете с золотыми пуговицами и жемчужной серьгой в ухе. Когда он взял ее руку, на пальцах у него сверкнули золотые кольца.
— Для вас, миледи, только все самое лучшее. — Он поцеловал ее запястье и переплел пальцы со своими. — Вас надо возить так каждый день, чтобы ваши ножки даже не касались земли.
Анна засмеялась и сжала его руку.
— В Лондоне в такой карете я бы никуда не успела — слишком медленно. Но здесь просто прекрасно. Мы буквально летим над землей.
Она выглянула в окошко, за которым мелькали деревенские пейзажи, живые изгороди, высокие деревья, серые каменные стены и дома в отдалении — все вместе сливалось в коричнево-зеленую массу. Но вот обитаемые места кончились, и колеса запрыгали на изрытой колеями дороге, пыльной и сухой из-за засухи. Засвистел ветер.
— Не могу поверить, что я вот так убежала, — произнесла она, чувствуя, что ее сердце бьется сильнее, а душа буквально просыпается при этой смене декораций и при мужчине, что сидит рядом и держит ее за руку. У нее было такое чувство, что она не убегает от Лондона и каждодневной работы, а бежит к Роберту. И еще к чему-то, чего не понимала и, не будучи поэтессой, не могла облечь в слова, но в чем сильно нуждалась. Это напоминало глубокую, сокровенную тоску по свободе. И именно Роб вызывал у нее это чувство, заставлял повернуться лицом к миру и снова продемонстрировать свою храбрость.
Анна быстро повернулась на широком сиденье и обняла Роба за шею. Тот белозубо улыбнулся и привлек ее поближе за талию.
Казалось, он тоже стал свободнее, будто, покинув лондонские стены, его душа сбросила с себя тяжелые цепи. Они оставляют все позади, по крайней мере на то короткое время, что проведут в карете. Здесь только они двое: Роб и Анна.
— Жаль, я не могу увезти тебя с собой навсегда, — сказал Роб. Он опустил на окнах кожаные занавеси, погрузив их в полумрак.
— Навсегда?