— Может, у них тут родственники похоронены, —тяжело дыша от быстрой ходьбы, упрямилась Майя. — Тогда вроде бы естьправо.

— Ага, сейчас! Родственники… Я уже проверил — никакихродственников тут нет и быть не может. А вот административный ресурс, видимо, укого‑то есть.

Здесь диалог пришлось прервать — они вплотную подошли квнешнему кольцу людей, толпящихся вокруг свежевырытой ямы с цветами и венками.

Майя, познания которой о похоронных обрядах были весьмаскудными, тихо, чтобы не услышали соседи, спросила у Стаса:

— Сейчас что будет? Прощание?

— Нет, — пробурчал тот, одновременно рыскаявзглядом по скорбным лицам собравшихся, — уже прощались, дома.

— А вы откуда знаете?

— Я там был, — невозмутимо пояснил коварныйопер. — Сутра.

— Так вы же сказали — с корабля… Почему вы мне ничегоне… — рассердилась было Майя, но Половцев не дал ей закончить.

— Вас сюда Сильвестр прислал, да? Зачем? Наблюдать. Воти давайте, наблюдайте, а то потом рассказывать нечего будет. А я на службе иотчеты даю только своему руководству, понятно?

И, не дав Майе ответить, стал быстро перемещаться вправо,совершая нечто вроде флангового маневра. Буквально через пару минут она увиделадурацкую шапочку Половцева, которую он так и не сподобился снять, уже спротивоположной стороны, там, где у открытого гроба стояли самые близкиеродственники Ирины Аршанской.

«Собственно, этот поганец не так уж и не прав, — решилаМайя. — Я же здесь не из любопытства или жалости. Я по делу, и делу —важному. А на Половцева нервы тратить не стоит». Чтобы спокойно наблюдать засобравшимися и делать выводы, необходимо было переключиться. Для начала Майя,решительно протиснувшись через три шеренги плотно стоящих фигур в траурныходеждах, избавилась от цветов, положив их в ноги покойной. Завершив мрачнуюпроцедуру, она попробовала переместиться поближе к Половцеву, справедливополагая, что он выбрал наилучшее место для наблюдения. И не ошиблась — основнаямасса людей теперь была к ней лицом, а в непосредственной близости находилисьте, кого принято называть родные и близкие.

При более детальном осмотре местности Майя убедилась, чтомонолитность присутствующих была условной, на самом деле они дробились нанесколько больших и маленьких групп, объединенных по какому‑то своему,внутреннему принципу. Группы стояли очень близко друг к другу, но тоненькаяграница между ними все‑таки просматривалась. Наиболее отчетливовыделялись когорты родственников Аршанских и сотрудников «Блеска».

Чрезвычайное впечатление на Майю произвел муж ИриныАршанской. «Вот правильно говорят, человек наиболее полно проявляется не врадости, а в горе», — думала она, глядя, как держится этот высокийкрасивый мужчина. Он не рыдал, не заламывал рук и не делал попыток упасть вобморок, хотя Майя предполагала, что знаменитый актер, подсознательно повинуясьпрофессиональным инстинктам, может сыграть перед собравшимися мини‑спектакль«Мужское отчаянье на могиле любимой».

Есть такое понятие — неподдельное горе, так вот ИгорьАршанский был его олицетворением. Он не мог ни говорить, ни даже плакать,просто стоял молча, опустив руки и склонив голову. К нему подходили, говорилислова сочувствия, утешали, призывали крепиться… Он молча кивал в ответ, жалруки — и все. Как будто человек окаменел.

Наступали последние мрачные минуты. Завхоз громкопоинтересовался, не хочет ли кто еще выступить, сказать слова прощания.Желающих, как ни странно, оказалось немало — видимо, из числа тех, кто не смогэтого сделать дома у Аршанских и приехал прямо на кладбище. Правда, был в этоми плюс — она узнала, что здесь есть также представители радиостанции, накоторой Ирина Аршанская вела свою передачу, партнеры по какому‑тоневедомому бизнесу, бывшие коллеги с других работ и даже клиенты, которых онаконсультировала в качестве психолога. Таким образом, картина постепеннопрояснялась. Оставалось непонятно лишь, что это за группа из десятка девочеклет по пятнадцать. Девочки стояли на отшибе. Все они были спокойны, не плакали,при этом постоянно перешептывались, толкая друг дружку локтями.

Майя изначально оставила преступную мысль сделать некоеподобие фотоотчета, засняв происходящее на мобильник — во‑первых, потомучто видимость из‑за погодных условий была ужасной, а во‑вторых, ееманипуляции с телефоном могли вызвать законное негодование окружающих. Поэтомуприходилось изо всех сил напрягать слух, зрение и память — Сильвестр не любилобщих слов и расплывчатых формулировок. Сейчас она сама себе напоминала суровогопограничника, притаившегося в кустах у реки и чутко внимающего тревожнымзвукам, доносящимся с противоположного вражеского берега.

И может быть, из‑за того, что она так напрягалась ужеболее получаса, Майе вдруг показалось, что у нее начались галлюцинации. Средикладбищенских памятников, на фоне белых сугробов и летящего снега она вдругувидела зеленый куст. Майя быстро поморгала — куст никуда не делся, наоборот,переместился и стал ближе. Потом еще ближе, а потом еще. Куст, несомненно,двигался, был очень зеленый и не желал исчезать. В этот момент рядомматериализовался Половцев, совершавший очередной маневр — Майя видела, как онпостоянно перемещался в толпе, осуществляя, вероятно, какой‑то свой план.

— Послушайте, Стас, — дернула она его за кожаный рукав. —Вы должны мне помочь.

— С удовольствием. Думаю, вы уже готовы пить коньяк?

— Идите вы со своим коньяком… У вас бинокль есть?

Половцев вытаращил на нее глаза:

— Бинокль? Милочка моя… Зачем вам бинокль? Хотите кого‑нибудьрассмотреть, подойдите к нему ножками. Я именно так и делаю.

Мне нужно проверить одну вещь. Возможно, у меня началисьгаллюцинации. Я вижу зеленый куст. И он, знаете ли, перемещается по кладбищу.

— Точно — глюки, это я вам и без бинокля скажу. Какойкуст кажется вам подозрительным?

— Зеленый.

— Майя, я сейчас очень занят, но готов оказатьнемедленное содействие. Дело вот в чем — если тут и есть что‑то зеленое,так это вы. Точнее даже — сине‑зеленое. Вы замерзли, а от коньякаотказываетесь. Если надгробные речи будут продолжаться еще минут тридцать‑сорок,вам и коньяк не понадобится — придется рыть яму по соседству.

— Замолчите немедленно, — задохнулась отвозмущения Майя.

— Но, — продолжал Половцев как ни в чем небывало, — кладбище это, как и было сказано, для элиты, так что васзакопают за забором, как собаку. Так вы хотите коньяка?

Майя лишь обреченно кивнула головой, решив отказаться отсопротивления. Коньяк так коньяк. Одновременно она старалась не выпустить извида странный зеленый куст, который то появлялся, то исчезал за спинамискорбящих.

— Так что вы там насчет куста и бинокляговорили? — поинтересовался Половцев, пряча фляжку за пазуху.