Весь день она следила за поднадзорным, а вечером записала следующее: «Слонялся по квартире, как неприкаянный. В глазах – грусть и тоска. Ни разу не притронулся ни к молоку, ни к еде. Всё время на что-нибудь натыкался. Поломал табуретку, разбил вазу и две чашки. В приступе внезапной ярости гонялся за Африкой. Мяукал редко, в основном шипел. Перед сном потрогала лобик: холодный, как ледышка».

Спал Дювэ в своём домике – беспокойным, тяжёлым сном. Часто вскрикивал и шумно ворочался. Вопреки обыкновению, проснулся за полдень – и опять пошёл бесцельно бродить по дому, норовя что-нибудь расколоть или опрокинуть. Так продолжалось три дня – на четвёртый вся семья собралась в гостиной – держать семейный совет. «Необходимо принять меры, – строго сказала Мама, – пока он не разрушил всю квартиру». «Я могу вызвать ветеринара», – предложил Папа. «Ветеринар тут не поможет, – констатировал вышедший из-за камина Степаша. – Все признаки безошибочно указывают на порчу. Я знаю хорошего ведуна, который обрёл Сварожье слово». Тут материализовалась Мора – и завязался непримиримый диалог. Крикливее оказалась супруга – и через пять минут семейный совет пришёл к выводу, что это скорее сглаз. «Ведун всё ведает», – как всегда, своевременно вмешался Африка, повлияв на окончательное решение. В результате Степаша отыскал адрес знакомого ведуна, а Любава, как ответственная за наблюдение, проводила Дювэ на колдовской сеанс.

Ведун был не от мира сего: блаженный взгляд васильковых глаз, блуждающая улыбка на аскетическом лице, льняные волосы до плеч, шелковистая борода до пояса. Красный пояс стягивал белую рубаху, спускавшуюся ниже колен. Из длинных, свободных рукавов выглядывали тонкие нервические пальцы. Они быстро перебирали травы и коренья, источавшие ароматный дурман. Дурман окутывал комнату, напоминавшую склеп, проникая в мысли и обволакивая чувства. У Любавы закружилась голова, и она инстинктивно прижала к груди бесценное сокровище. Блаженный ведун приблизился к добровольным жертвам – и от него повеяло могильным холодом. Оторвав от девочки кота, маг приступил к магическим действиям. Загробным голосом он читал заговор от порчи, размахивая самшитовым посохом с золотой булавой: «Океан-моря не обойти, бела Алатыря-камня не своротить, чада божия Дювэ не осудить, не опризорить ни колдуну, ни колдунье». Внезапно из кошачьих глаз полились крокодиловы слёзы, тело задёргалось от рыданий, потом завертелось-закружилось… и на месте Дювэ оказался Крылатый Змей. Одурманенный Любавин мозг перестал повиноваться, нахлынувшие чувства погасили сознание – и девочка замертво упала на каменный пол. Держа змеиное чудовище под прицелом волшебного посоха, ведун занялся Любавой. Он окропил девочку чудодейственной водой – и она открыла затуманенные глаза. Взглянув на огнедышащего змея, Любава сначала ударилась в панику, потом взяла себя в руки – и задала главный вопрос: «Скажите, пожалуйста, где Дювэ?» «Где-где? В Караганде!» – нагрубило чудовище. Ведун осуждающе покачал головой, затем во всю мочь замахал посохом – вследствие чего змей, охладев, лишился огненного пламени и низко повесил все три безобидные головы. «Я вам всё расскажу, только обещайте вернуть мою огнедышащую силу», – испуганно зарычало чудовище. Ведун наклонил самшитовый посох – и змей начал свой рассказ: «Дювэ находится у Лукоморья – на острове Буяне, там он ходит по златой цепи и говорит сказки». «Кому говорит?» – недоверчиво спросила Любава. «Ясно кому – Перуну и другим богам. Они за ним и прислали». «Кого прислали?» – девочка не верила собственным ушам. «Как – кого? Грозовых Маркутов – кого же ещё? Они унесли Дювэ на остров Буян, а я заступил на его место». «А вы кто?» – Любава по-прежнему плохо соображала. «Кто, кто… Оборотень я. Вообще-то я – Крылатый Змей – последние десять лет. А до этого был змеёй подколодной. Дожил до ста лет – и у меня выросли крылья». «А разве так бывает?» – опять не поверила Любава. «Я же бываю, – оскорбилось чудовище. – Даже лягушка, семь лет не видавшая солнца, превращается в Крылатого Змея, не говоря уже о сорокалетнем карпе». «А как вы к нам попали?» – девочка всё больше и больше верила чудовищу. «Я служу богу Перуну! – гордо провозгласил змей. – Это он меня прислал для замены. Но сперва я должен был найти самого знающего кота на планете. Им оказался ваш Дювэ. Он заменил Кота Учёного на Мировом древе, а я, значит, его – временно». «Того самого, который «ходит по цепи кругом?» – наконец, сообразила Любава. «Кого же ещё? – ухмыльнулось чудовище. – Правда, он уже давно не ходит, а лежит тяжело больной. Вы не думайте: его лечат лучшие знахари Мирового древа. Вот Перун и велел мне, как самому умному из его помощников, найти подходящую замену. А чтобы никто не догадался, превратил меня в Дювэ… Горе на мои седые головы! Тайна раскрыта – и теперь меня ждёт страшное наказание!» «Так, значит, Дювэ к нам вернётся?» – обрадовалась Любава. «Он-то вернётся – как только выздоровит Кот Учёный. А вот что будет со мной?» – изо всех шести змеиных глаз потоком полились уже не крокодиловы, а совершенно искренние слёзы. «Превратим тебя обратно в кота, – успокоительно произнёс ведун. – Будем держать рот на замке – никто ничего не узнает». «Превращайте поскорей!» – взмолилось чудовище. «Тут такое дело… – ведун в растерянности почесал затылок. – Извини, брат, я превращениями не занимаюсь. Но мы, без сомнения, что-нибудь придумаем». «Уже придумала! – прокричала Любава. – У меня есть знакомая домовиха. Кого угодно может превратить». «Так она, наверно, из дома не отлучается?» – засомневалось чудовище. «Подумаешь! – задрала нос Любава. – Она запросто превратит на расстоянии». «Тогда поспеши, пожалуйста, – змей в нетерпении захлопал крыльями и зашевелил хвостом. – А то, не дай бог, Перун прознает – мне нездобровать». Забыв поблагодарить ведуна, окрылённая девочка быстрее ветра полетела домой.

Любава долетела до чулана – и головой упёрлась в выключатель. Не прошло и десяти минут, как сумрачное помещение озарила мощная, как дневное светило, ртутная лампа. «Что такое? – послышался возмущённый голос, очевидно, принадлежащий домовихе. – Поразвесили всякие ядовитые лампы – житья от них нет – ни днём, ни ночью». «Зато экономичные и долговечные, – возразила Любава – и без проволочек приступила к делу. – Сударыня, у меня к вам огромная просьба: превратите, пожалуйста, Крылатого Змея. Иначе его ждёт жестокая расправа». «Так меня ещё никто не называл, – смягчилась Мора. – Что за змей и в кого я должна его превратить?» «Это ближайший помощник Громовержца Перуна. Он пребывал в облике Дювэ, пока ведун его не расколдовал». «А что он здесь делает?» – полюбопытствовала Мора. «Заменяет Дювэ, – охотно пояснила Любава, – пока он заменяет Кота Учёного у Лукоморья». «Выходит, с Котом Учёным стряслась беда, – смекнула колдунья. – Пожалуй, стоит помочь. Но как же я буду его превращать?» «Можно на расстоянии», – посоветовала Любава. После чего домовиха вочеловечилась – и крепко задумалась. «Нет, так не годится, – решила она, покумекав. – Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе, то есть к змею. Ладно, показывай мне дорогу, только никому не говори, что домовиха ушла из дома».

Пошевелив губами и ушами, колдунья сильно уменьшилась – и запрыгнула в Любавин карман. После пятиминутного путешествия она покинула ненадёжное укрытие и предстала пред ясны очи ведуна. «Ну, и кого тут превращать?» – со знанием дела спросила Мора. «Вообще-то меня», – вышло на передний план Чудо-Юдо. «Ух, ты – ах, ты! Глазам своим не верю, – прищурилась домовиха. – Что-то мне эти головы знакомы, особенно вон энта – крайняя. Уж не родственник ли ты Огненному Змею Ван Ванычу?» «Я – его двоюродный братец, – оскалилось чудовище. – Сим Симычем прозывают. Может, слыхала?» «Как не слыхать, – усмехнулась домовиха. – Я же Мора. А Ван Ваныч – мой запропащий отец». «Вот так встреча! – рыкнул Крылатый Змей. – Так, значит, ты здесь обитаешь? А Ван Ваныч – то тут, то там. Не то в Тридевятом царстве, не то в Тридесятом государстве». «Встретишь отца, скажи, что я его не простила. А пока давай превращаться». Колдунья повела глазами, дунула-плюнула – и на месте крылатого чудовища образовалась турецкая ангора. «Здорово у тебя получается, – похвалил ведун. – А мне всё некогда: текучка заела. Пора идти бить баклуши да писать вилами по воде. Понадоблюсь – заходите, не сомневайтесь». Гости от души поблагодарили радушного хозяина – и разошлись каждый по своим делам. Змей отправился дальше изображать Дювэ, домовиха – стеречь чулан, а Любава – отчитываться перед семейным советом.