– Странный сон.

Это сновидение он вспомнил под Херсонесом, когда ему принесли стрелу с запиской. Вспомнил и ту женщину, чье лицо почти не разглядел, которая словно материнскими руками обнимала всех присутствующих… Даже его, скрытого полумраком, с рукой, сжимающей меч.

Корсунь, Херсонес запомнил то, чего до сих пор не знал ни один город, независимо от того, кто его захватил – христиане, мусульмане или язычники…

Запомнил, что был покорен, но не разграблен.

* * *

Владимир, сын Святослава пардуса, со стен захваченного греческого города направил императорам Василию и Константину угрозу:

– Отдайте мне принцессу, или пойду на вас!

В Киеве, перед походом на Корсунь, молодая рабыня, хазарка, рассказывала ему о своей вере. Он смотрел на волосы, ровные, все в отблесках огня, которые, переброшенные через левое плечо, лились вниз по ее груди и, так как она сидела, достигали колен. С тех пор как ее привели, ни о чем другом, кроме как о своем боге, она и не говорила. Сначала осторожно, а заметив, что он слушает, все смелее, уговаривая его перейти в иудейскую веру, которую уже исповедуют хазары.

Она не переставала улыбаться. Даже во сне. Если он ночью просыпался, то видел, что на ее губах играет улыбка, спокойная, нежная, всезнающая. Слушать ее речь было легко, и хотелось слушать и слушать. Тем не менее…

– У русских хватает своих богов, – отнекивался он.

– Только один есть Бог – Бог Авраама, Исаака и Иакова, – повторяла она.

Ее волосы открывались перед его вопросами, плескались как спокойная река, а из нее текли рассказы.

Обнаженными руками в воздухе она описывала Божьи чудеса и его заповеди. Поведала о его гневе и о том, как он наказал свой народ, разбросав его по свету. Она приподнимала волосы над головой, а потом отпускала, давая их золоту рассыпаться по ее плечам и груди. Увидев, что не убедила князя рассказами о Божьем могуществе и неземных существах, она познакомила его с пророчеством, согласно которому его ждет великая слава, если он примет еврейского Бога.

– В дороге, когда меня везли к тебе, я видела купца, которого сопровождает молва, что он сын хазарской принцессы. Сейчас он торговец, но придет день, и он станет каганом. Когда ты перейдешь в истинную веру, Хазарское царство станет сильнее. Торговец тот, вылитый ты, как нарисованный, ему только не хватает света, а ты свет несешь в себе. Слышала я, что и отметина на плече у него есть, такая же, какую я видела у тебя, когда ты спал. С тех пор мне снится огонь, от которого исходит яркий свет, и я просыпаюсь с обожженными ступнями. Наш Бог страшен, его воле не противься.

Когда вы встретитесь, ты и тот человек, время побежит быстрее. Он без тебя не может взять власть и обновить землю, а если ты примешь еврейскую веру, весь свет за тобой потечет, как вода вниз по склону, если убрать плотину.

Тут она обеими руками приподняла волосы над головой и дала им разлиться.

– Каким бы ни был твой бог, он выбрал хорошего посланника, твоя красота говорит на ста языках, – смеялся великий князь.

– Вместе будете владеть всеми народами, и теми, кто Законы Божьи познали, и теми, кто законы себе сами творят.

– Женщина, торговец – это торговец, а великий князь русский один. У евреев и земли-то своей нет, и свой же Бог их отверг, с чего же другим народам еврейскую веру принимать?

Ему стал сниться огонь, а проснувшись, он чувствовал, что ступни его горят, словно он ходил по раскаленным углям.

– Перун меня предупреждает, что с чужими богами переговоры вести не след, – подумал он.

Придушив в себе желание, он велел больше не приводить к себе хазарку, которая умела видеть то, что находится по другую сторону видимого и поддающегося познанию.

Она все глаза выплакала. А когда слез не осталось, послала ему письмо:

«Князь мой, как и у твоего отца, у тебя тоже много сыновей. У моего отца больше дочерей, чем сыновей. Даст Бог, и я детей нарожаю. Больше не плачу. Когда наше время встретится с другим временем и они узнают друг друга, тогда же встретятся и мужчина твоей крови с женщиной моей крови… и полюбят друг друга…

Но ты можешь оживить Хазарское царство и сделать его великим, меня забудь, но веру иудейскую прими».

Веру иудейскую он не принял, а ее не забыл.

Вскоре после этого и вправду как-то раз привиделось князю на площади будто промелькнул один торговец, напоминающий его самого лицом и фигурой, он тотчас остановился, но не успел оглянуться, как тот исчез из вида вместе с целой свитой, слугами и рабами, которые несли его товары. И большую клетку на колесах. Торговец, судя по всему, был страстным голубятником.

* * *

– Князь, чужие боги хотят завоевать нашу землю. Князья окрещаются, боги землю между собой делят. А наши боги молчат. Боюсь, князь, не бросили ли они нас…

Он созвал Большой совет, где долго обсуждались вопросы о вере, о новых возможностях, которые открывались перед русскими, о старых и новых богах.

Мнения были самые разные, а решение отдали на его волю. Оно было слишком тяжким, только избранный мог выдержать его груз на своих плечах…

– Прибыли к тебе болгары с Волги, веры они мусульманской, привезли подарки и предлагают принять их веру. Разукрашены как идолы, одежды на них драгоценные, а головы повязаны шелковыми тюрбанами. Чтоб Перун их молнией сжег! Нужно гнать их. Позволяют мужчине иметь много жен и на этом, и на том свете, но хотят запретить нам медовуху и всякое иное питие.

Мстислав проговорил все это, нахмурив лоб, с мрачным взглядом.

– До сих пор гостям мы не отказывали. Пусть войдут. Силой можно отнять, но дать насильно нельзя. У них нет силы, что-то отнять у нас, так как же они могут нам что-то насильно дать, даже свою веру? Жены у нас есть, для этого нам их разрешение не требуется, а питие русским радость приносит, так зачем нам от него отказываться. Не кручинься, дорогой мой друг. Давай выслушаем их и угостим нашей медовухой.

– Не только они. Вскоре приедут и иностранцы с Запада, от папы. И они хотели бы обратить тебя в свою веру, чтоб мы постились и голодали, пока все не высохнем.

– Мы и им дадим слово сказать. И накормим их. У нас едят, пьют и поют, а у себя дома пускай голодают сколько угодно. Отцы наши такое не приняли, зачем же нам принимать?

Мстислав стоял перед ним, раздумывая, что сказать. Владимир подошел и положил ему руку на плечо.

– Князь, сделав такое, русских ты бы оскорбил, предков обидел, боги бы тебя наказали…

– Ладно, ладно, не бойся. Знаешь, по мне так лучше всего было бы всех богов поставить в одном месте, чтобы не растаскивали людей по сторонам. И сказать им, вот, все они здесь, молитесь кто кому хочет! Но я знаю, волков и овец в одном загоне не держат.