– Да, радость у меня, радость, Зина. Сыночек у меня.

Сноха перепугалась и шепотом спросила:

– Что, лоб твою мать, Серега из тюрьмы вернулся?!

– Да нет! Крохотулечку я нашла, – пояснила свекровь.

Зина блаженно рассмеялась. Любила она слушать бабкины байки – Тамара Васильевна всегда что-то новенькое учудить могла.

– Так это что, подкидыш? – наигранно глумливо поинтересовалась сноха.

– Пойдем, пойдем, покажу, – пригласила Тамара Васильевна. – Я его давеча ночью нашла.

Зинаида с интересом взглянула на тряпичный сверток, лежавший поперек кровати. У нее возникло неприятное ощущение, что там шевелится спеленутая мурка, хорек или шиншилла.

– Это, что ли? – обернулась сноха к Тамаре Васильевне.

– Да, это. Мальчик, – подтвердила свекровь.

– Мальчик? – засомневалась невестка. – Ну, посмотрим, какой у тебя… мальчик.

Зина развернула тряпицу и действительно увидела существо, похожее на облезлую кошку. Вот только мордочка, конечно же, была не кошачья. Кожа напоминала по цвету телевизионную трубку, а тельце колыхалось, как добрый холодец.

Зина проворно сунула руку между ног существа, так как глазам в пьяном виде никогда не доверяла.

Пошарив, она вытаращилась на свекровь, неумело перекрестилась и в ужасе пробормотала: «Господи! Кто это? Да у него ж ни письки, ни попки нету! И пупка тоже… Да это не человек вовсе, а расстегай какой-то!»

Существо стало сучить ножками, поднимать и распрямлять их, словно делая гимнастику.

– Свят! Свят! Свят! – запричитала Зина и вернулась на кухню.

Тамара Васильевна пригляделась и тоже удивилась, однако, быстро сообразив, нашлась и сказала:

– Да он же еще маленький! Видишь, совсем с ноготок. Погоди, подрастет – все у него будет. Не хуже твоего.

– Точно? – засомневалась Зина и добавила со слезами: – Не бреши! Ничего у него не будет! Я бы его на твоем месте обратно отнесла. Так где ты, говоришь, его нашла?

– В лесу за школой.

– За школой? Это где это?

– За школой, на кладбище.

– Что? – опешила сноха и, почесав затылок, заключила: – Ты его, своего сыночка, кто он, не знаю, лучше медикам покажи. Что они-то тебе скажут? Тут дело нечисто! Какая-то загадка природы. Пусть профессура головы поломает.

– Ух, и жестокая ты, Зина, злая, – запротестовала Тамара Васильевна. – Ну не такой, как все! Ну что же здесь поделаешь? Ведь живой, главное, и востроносенький. Подрастет – в школу пойдет. Ребята, конечно, могут его дразнить, обижать – они сегодня злющие пошли. А я не дам его обижать. Сама, если надо, с ним в школу пойду, с учителями буду говорить. Меня-то послушать должны. Я жизнь прожила. Гляди, глазки-то у джигита маленькие, пытливые, шустрые: щелк-щелк. Вот Боженька-то меня наградил, так наградил. За веру мою православную! За то, что я покойников на погосте от чертей стерегу. А знаешь ли, Зинка, сколько рогатых за ночь на кладбище набегает? Уйма! И все почему-то к нашей тете Вале Лидовской скачут. Но я их гоню, проклятых. Что ж вы, копытные, делаете! – кричу. Что ж вам наши мужики да бабы дались? Даром что мором мерли от атомов, да от советских кормов, что ели поедом, ноженьки-то протягивали! Да за все эти муки страшные, за позор тот скотский их всех в святые угодники возвести. Но, видать, и в небесах такое ж кумовство, как и у нас.

– А церковь? – спросила пьяная растроганная сноха, утирая слезы. – Попы эти самые? Что они?

– Что церковь? Церкви парткома не хватает как нашатыря, – завелась Тамара Васильевна. – Вот они там все наелись, толстые ходят и колобродят. Голодных им не понять.

– Ой! Слышишь? – насторожилась Зина.

Из соседней комнаты раздался странный звук, похожий на тот, каким в мультиках свистят ядовитые змеи. Потом дребезжащий фальцет продолжил: «Фуфахим, фуфахим, фуфахим!»

Зина насторожилась: чего это?

– Пойду, пойду, а то зовет, – по-деловому сказала Тамара Васильевна. – Испугался кувыркунчик, видит: мамки нет! Вот и «агу».

Зина с интересом и ужасом наблюдала за тем, как свекровь метнулась к новому сынку.

– Вишь, какой шустрик! – крикнула Тамара Васильевна из соседней комнаты. – Маленький, а творожный сырок за обе щеки уплетает и карамельку тоже слопал. А вот пюре из яблок не очень ему. Хотя, знаешь, жмурится, но ест! На, на, супчик. Ой, какой язычок-то у нас длинный, красненький, лопаточкой выгибается. А как мы ножками-то сучим! Ути-ути, укроп помидорыч, сопаткой шмыгаем! Знаешь, Зина, я его Валентином назову. В честь тети Вали Лидовской. Год укажем этот. Главное, чтобы в РЭУ ничего не заметили.

– Лучше, Лехой, Лехой его назови, – посоветовала печальная Зина.

– А почему Лехой-то? – крикнула Тамара Васильевна.

– В честь Гагарина, – разъяснила сноха.

– А разве Гагарин Леха? – усомнилась бабка.

– Ну, он же Юрий Алексеевич. Отец-то точно Лехой был. Вот и назови этого в честь Гагарина, – настаивала опьяневшая и обалдевшая Зина.

Вытирая руки полотенцем, Тамара Васильевна вернулась в комнату и, присев и воткнув роговой гребень в макушку, задумчиво принялась пророчить.

– Вот не знаю, правда или нет, но люди такое бают – где-то тут недалеко, то ли под Карабашем, то ли под Верхним Уфалеем, за рекой Течей, еще при Сталине советская власть вырыла глубокий колодец. Зэки рыли, тюремщики. Быдлячили, как папа Карло. День и ночь их там вертухаи дрючили. И так, и эдак прессовали. Много народу тогда померло. А кого и побили… Царствие им небесное. Какую-то там такую холеру выпаривали, чтоб людей травить. И когда уж там совсем от этих тухлых наук кирдык наступил, в колодце том поставили три дна – первое медное, второе серебряное, а третье – золотое. И вот, говорят-то так, что когда золотое дно-то треснет – наступит конец света. Соседка Нинка Глазырина божится, что вроде на днях туда то ли инженер, то ли врачишка из Москвы приезжал. Толстый боров, сивый такой, жопастый. Звать-то его будто бы как-то чудно, как таблетки: то ли Мельхиседек, то ли Метатрон, то ли Мохолакис. С собой он какую-то Библию привозил. И ходил с ней, ходил, вынюхивал, а уехал недовольный. И все бубнил: беда-беда. Нинка-то врать не будет – в сберкассе работает! Знаю я, знаю, Зина, что ангелы о нас обо всех горько плачут. А землю нашу русскую давно уже белым саваном закрыли, потому как мы жертвы смиренные и живем в аду, в пламени живем. И царь нам – сатана. Вчерась в собес ходила – так там одни бесы сидят. Хоть крестом их заклинай, хоть святой водой – им до лампочки. Потому что они нашей кровью причастились и стали для Боженьки невидимыми. За что ж их любить – чертей? А знаешь, Зинка, что пророк Иезекииль в Библии-то говорит? Нет? А вот послушай – Господь пошлет на землю вашу лютых зверей, чтобы они осиротили ее и она по причине зверей сделалась пустою и непроходимою! Вот что!

– А что за звери-то? – перепугалась Зина.