Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такого рода штуки никогда не выходят без огрехов с первого раза. Я заливаю в визуализацию текстовый файл, и картинка выходит такая, будто моим прототипом занялся Джексон Поллок. Кляксы данных разбрызганы повсюду, пятна розового, зеленого и желтого, резких, аркадных тонов.
Первым делом я меняю палитру. Пастельные цвета, пожалуйста. Дальше: у меня тут слишком много данных. А нужно увидеть только лишь кто какие книги брал. Распознавание Кэт было настолько продвинутым, что отдельно пометило в тексте имена, названия и время, и моя модель знает, как эти данные встроить, так что я привязываю их к картинке и вижу уже что-то знакомое: рой разноцветных огоньков, прыгающих по стеллажам, каждый цвет – кто-то из клиентов. Только это уже клиенты, приходившие много лет назад.
На первый взгляд, ничего особенного – разноцветная куча мала, ползающая по Дальним полкам. Но вот, по какому-то наитию, я соединяю точки, так что это теперь не рой, а карта созвездий. Каждый клиент оставляет след, пьяный зигзаг по стеллажам. Самая короткая траектория, красная охра, образует небольшой «зет», всего четыре ввода данных. Самая длинная, болотно-зеленая, огибает всю длину стеллажей длинным зазубренным овалом.
В общем, и так ничего особенного. Я даю трехмерному магазину толчок, и он закручивается вокруг заданных осей. Я подымаюсь размять ноги. По другую сторону стойки я беру в руки томик Дэшила Хэммета, никем не тронутый с того самого времени, как я его заметил в свой первый день в магазине. Это грустно. Ну в самом деле: липнут к полкам со всякой шелухой, а «Мальтийский сокол» тем временем зарастает пылью? Грустно до невозможности. Глупо. Пора искать другую работу. В этой богадельне свихнуться недолго.
Вернувшись к стойке, я вижу, что магазин по-прежнему кружится, вихрясь каруселью… но что-то непонятное творится с ним.
На каждом обороте болотная траектория попадает в фокус. Она на миг образует рисунок, и… не может быть. Я шлепаю по трекпаду, останавливаю вращение и прокручиваю обратно. Болотная траектория образует четкий рисунок. И в него вписываются остальные созвездия. Настолько законченных, как болотное, больше нет, но все повторяют изгиб подбородка, скос века. Модель поворачивается ко мне прямо, как если бы я заглядывал от входной двери – почти оттуда, где я сейчас сижу, и комбинация точек оживает. Они изображают лицо. Лицо Пенумбры.
Звякает колокольчик, и Пенумбра входит, сопровождаемый длинным клочком тумана. Я молчу, не понимая, как начать. Передо мной сразу два Пенумбры: один – немо уставившийся на меня проволочный контур на экране ноута, второй – старик на пороге, как раз складывающий губы в улыбку.
– Утро доброе, мальчик мой, – говорит он приветливо. – Произошло за ночь что-нибудь, достойное упоминания?
Какое-то мгновение мне всерьез кажется, что нужно опустить крышку ноута и никогда не заговаривать об этом. Но нет: мне нестерпимо любопытно. Я не могу просто сидеть за стойкой, пока вокруг меня плетется паутина странностей. (Я понимаю, так можно много какие работы описать, но тут у нас, вероятно, особый тип странности, в духе Кроули.)
– Что у вас там? – спрашивает Пенумбра. – Начали работать над сайтом?
Я поворачиваю ноут, показывая ему экран.
– Не совсем.
С полуулыбкой он сдвигает очки на переносицу и склоняется к экрану. У него вытягивается лицо, и он негромко произносит:
– Основатель.
Потом оборачивается ко мне.
– Вы решили загадку.
Он шлепает себя по лбу, и его лицо расплывается в недоуменной улыбке.
– Вы уже разобрались. Гляньте на него. Вот он, на экране!
Гляньте на него? Разве это не… Ой. Пенумбра наклоняется поближе, и до меня доходит, что я допустил распространенную ошибку: для меня все старики на одно лицо. У контурного портрета на экране нос Пенумбры, а вот рот – будто крошечный выгнутый лук. А у Пенумбры прямой и широкий, хорош для усмешек и ухмылок.
– Как вам это удалось? – спрашивает он.
Он так горд, будто я его внук, и мне только что случилось выбить хоум-ран или придумать лекарство от рака.
– Я должен увидеть ваши записи. Вы использовали метод Эйлера? Преобразование Брито? В этом нет ничего стыдного, так устраняются многие неясности на раннем…
– Мистер Пенумбра, – перебиваю я торжествующим голосом, – я отсканировал старый дневник.
Тут я понимаю, что такое заявление подразумевает некоторые объяснения, и потому, запнувшись, признаюсь:
– Ну, я взял один старый дневник. На время. Попользоваться.
В уголках глаз Пенумбры появляются морщинки.
– О, я знаю, мальчик мой, – говорит он без недовольства.
Помолчав, продолжает:
– Ваша имитация очень уж пропахла кофе.
Ну так вот.
– Я взял старый дневник, мы отсканировали его…
Лицо Пенумбры меняется, внезапно он встревожен, как будто вместо того, чтобы вылечить рак, я им заболел.
– …ведь в Гугле есть такой аппарат, он суперскоростной, и Хадуп, он враз – ну, то есть тысяча компьютеров, только так!
Я щелкаю пальцами для выразительности. Не думаю, что Пенумбра понимает хоть слово.
– В общем, смысл в том, что мы просто извлекли данные. Автоматически.
У Пенумбры дрожат микромышцы. Видя его так близко, я вспоминаю, что он правда глубокий старик.
– Гугл, – шепчет он.
Потом длинная пауза.
– Как интересно.
Он выпрямляется. У него весьма странная мина: эмоциональный эквивалент странницы с ошибкой 404. Обращаясь больше к самому себе, он говорит:
– Надо будет сообщить.
Погодите, куда сообщить? Мы говорим о сообщении в полицию? Кража в особо крупных размерах?
– Мистер Пенумбра, что-то не так? Я не понимаю, почему…
– Ах, да, понял, – сухо говорит он, сверкая на меня глазами. – Теперь сообразил. Вы сжульничали – будет такое определение справедливо? И в итоге абсолютно не ведаете, что у вас получилось.
Я опускаю глаза. Да, такое определение будет справедливо.
Подняв глаза, вижу, что взгляд Пенумбры смягчился.
– И все же… вы это сделали, как ни крути.
Повернувшись, он идет к Дальнеполочникам.
– Как интересно.
– Кто это? – неожиданно спрашиваю я. – Чье это лицо?
– Это Основатель, – отвечает Пенумбра, ведя длинной ладонью вдоль полки.
– Тот, кто скрывается и ждет. Новичков он мучит годами. Годами! И вот вы обнаружили его за – сколько?
Всего месяц?
Не совсем:
– Ровно за один день.
Пенумбра шумно вздыхает. Вновь сверкает глазами. Они широко раскрыты и, отражая свет из окна, вспыхивают ярко-голубым; прежде мне такого видеть не доводилось. Он вздыхает: