Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она нам не нужна. Реклама приносит столько денег, что вроде как обеспечивает все.
Он оборачивается к Кэт.
– Правильно говорю? Даже если мы сделаем, типа, пять… миллионов… долларов? (Он не уверен, воспринимается ли это как пропасть бабла. Сообщаю: воспринимается.)
– Так вот, никто и не заметит. Там…
Он машет длинной рукой куда-то в сторону центра городка.
– …столько заколачивают, ну, за двадцать минут.
Это суперубийственное знание. Если бы я заработал книготорговлей пять миллионов, я бы велел носить меня в паланкине, сделанном из первых изданий «Хроники поющих драконов».
– Ну да, примерно так, – Кэт кивает. – Но это ведь хорошо. Это дает нам свободу. Мы можем строить планы. Вкладываться в штуки типа этой.
Она подходит ближе к освещенному столу с длинными железными руками. Глаза у нее расширяются и блестят на свету.
– Только глянь.
– Ну все равно, простите, – тихо бросает мне Джед.
– Да мы не пропадем, – отвечаю я. – Людям пока еще нравится книжный запах. Ну а потом, Джедов сканнер – не единственный в мире проект с щедрым финансированием. У Пенумбры тоже есть свой покровитель.
Я вытягиваю журнал из котомки и подаю Джеду.
– Вот пациент.
Джед подносит его у свету прожектора.
– Прекрасная книга, – говорит он.
Ощупывает длинными пальцами тиснение на обложке.
– А что это?
– Просто личный дневник.
Помолчав, добавляю:
– Очень личный.
Джед осторожно раскрывает журнал и закрепляет переднюю и заднюю обложки в металлической раме, согнутой под прямым углом. Здесь не ломают корешков. Потом он кладет раму на стол и закрепляет четырьмя замочками. Наконец для проверки встряхивает конструкцию: пассажир надежно закреплен в кресле. Мой журнал пристегнут, будто летчик-истребитель или манекен для краш-теста.
Джед отводит нас от сканера.
– За черту не заступайте, – говорит он, указывая на желтую линию, проведенную по полу. – Стрелы острые.
Его длинные пальцы щелкают по клавишам позади сплошной стены плоских мониторов. Раздается низкий, отдающийся в кишках гул, потом звонко дребезжит предупреждающий сигнал, а потом книжный сканер бросается на добычу. Прожектор пульсирует, превращая все, происходящее в комнате, в замедленное кино. Снимок за снимком, паучьи манипуляторы сканнера тянутся, хватают углы страницы, перелистывают ее. Зрелище завораживает. Я никогда не видел механизма одновременно такого быстрого и деликатного. Манипуляторы гладят страницы, ласкают их, расправляют. Эта штука любит книги.
При каждой вспышке света две громадные камеры, установленные над столом, чуть поворачиваются и синхронно фотографируют разворот. Я подкрадываюсь поближе к Джеду, и мне видно стопки страниц журнала, растущие на мониторах. Две камеры – как два глаза, и потому снимки трехмерные, и я наблюдаю, как Джедов компьютер легко вынимает слова из тускло-серых страниц. Похоже на экзорцизм.
Я отступаю обратно к Кэт. Ее носки на желтой линии, и она наклоняется вперед, к сканеру. Я боюсь, как бы ей не прилетело в глаз.
– Обалдеть, – шепчет она.
Есть от чего. Меня на секунду пронизывает жалость к моей книжке: все ее секреты за несколько минут высосет этот вихрь света и металла. Когда-то книги были довольно сложной технологией. Но не теперь.
Вечер того же дня, около восьми, и мы с Кэт в ее космической спаленке, за ее космическим пультом-столом. Она сидит у меня на коленях, склонившись к своему макбуку. Объясняет оптическое распознавание символов, процесс, когда компьютер превращает завитки чернил и графитные черточки в буквы и цифры, которые может понять, например, K и Э, и T.
– Непростая задачка, – говорит Кэт. – Книга большая.
К тому же у моих предшественников почерк был почти такой же ужасный, как у меня. Но Кэт что-то придумала.
– Моей машине понадобится целая ночь, чтобы распознать все эти страницы, – говорит она. – Но нам же невтерпеж, правда?
На скорости в десять варп[11]она вбивает какие-то длинные команды, которых я не понимаю. Да уж, нам, конечно, невтерпеж.
– Так что скормим наш файл сотням машин одновременно. Мы запустим Хадуп[12].
– Хадуп.
– Все им пользуются: Гугл, Фейсбук, НАСА. Это программа – она разбивает большую работу на кучу мелких крупиц и раздает их одновременно куче разных компьютеров.
Хадуп! Мне нравится это слово. Кэт Потенте, у нас с тобой будет сын, и мы назовем его Хадупом, и он станет великим воином, королем!
Кэт наклоняется к столу, упирается в столешницу ладонями.
– Люблю это дело.
Ее взгляд не отрывается от экрана, где расцветает диаграмма: скелет цветочка с мерцающей сердцевиной и десятками, нет, сотнями лепестков. Он растет на глазах, превращаясь из ромашки в одуванчик, а потом в гигантский подсолнух.
– Тысяча компьютеров прямо сейчас делает то, что нам нужно. Мой разум не только тут, – говорит Кэт, постукивая себя по лбу. – Он там. Потрясающее ощущение.
Она усаживается поудобнее. Внезапно я отчетливо ощущаю запах: ее волосы, еще пахнущие шампунем, прямо у моего лица. Ее мочки ушей, розовые и круглые. Ее крепкая благодаря гугловскому скалодрому спина. Я веду большими пальцами по ее лопаткам, натыкаясь на лямки лифчика. Она опять ерзает, откидывается. Я задираю на ней футболку, и смявшиеся буквы отражаются в экране ноута: Шмяк!
Чуть позже ее ноут глухо булькает. Кэт выскальзывает из моих рук, соскакивает с кровати и карабкается на стул. Балансируя на носках и сгорбившись перед экраном, она похожа на горгулью. Прекрасную горгулью в виде голой девчонки.
– Получилось, – объявляет она.
Оборачивается ко мне, раскрасневшаяся, волосы темные, растрепанные. Усмехается. – Получилось!
Глубоко за полночь, и я снова в магазине. Настоящий журнал благополучно водворен на место. Фальшивый – у меня в сумке. Все прошло в точном соответствии с планом. Я бодр, в хорошем настроении, и готов визуализировать. Я загружаю из Большого Ящика сканированные страницы: через «попонет» они пролетают меньше, чем за минуту. Все маленькие истории, кем-либо вписанные в этот дневник, текут в мой ноут, безупречно распознанные.
Теперь, компьютер, пора тебе взяться за работу.