Во время предыдущей поездки в Африку нам здорово повезло: удалось без помех поработать в Судане, несмотря на беспорядки. А вот Бернхард Гржимек, известный исследователь животных, находившийся в этой стране примерно в то же время, умудрился попасть в хартумскую тюрьму по обвинению в шпионаже. И только из-за того, что его самолет, летевший из Кении, должен был совершить вынужденную посадку на летном поле Судана. Я хорошо осознавала степень риска, но меня все же неудержимо тянуло на неспокойный Африканский континент.

Мои друзья пытались меня отговорить от очередной экспедиции, используя всевозможные доводы, обращались к моему разуму. Но думать о том, что я, например, могу заболеть у моих черных друзей, просто не хотелось. Разумеется, в путешествии случиться могло все, и считаться с этим приходилось. Но я рвалась к нуба, даже смерть рядом с ними казалась мне более приемлемой, нежели в большом городе, где мне, особено после смерти матери, жилось крайне одиноко. Я любила этих людей, а наблюдать за их жизнью мне было крайне приятно. Веселый нрав нуба ярко контрастировал с их же бедностью, но поэтому и действовал заразительно. Как хорошо я понимала Альберта Швейцера, теолога, в конце концов решившего стать врачом в тропиках.

Я связалась с моими друзьями нуба через Джуму Абдаллу, масакин-нуба, одного из немногих в этом племени, кто знал английский язык. Он работал учителем в школе в Рейке, где обучал суданских детей.

Сообщив Джуме свой адрес, отправила конверты с марками, и теперь почта приносила от него письма по меньшей мере дважды в месяц. Он писал, что происходило у нуба, о болезнях и смертях, а также о том, что нескольких недавно рожденных девочек назвали Лени.

К Рождеству через семью Вайстроффер я отправила посылку с подарками для нуба — чай, сахар, сладости и для каждого по пестрому платку. Приклеила ради ясности к каждому пакетику фотографию получателя. И позже узнала, что все было доставлено точно по назначению.

И сама я в то Рождество тоже не осталась без подарка. Хельге прислал мне самодельный макет будущего дома, который я запланировала построить в поселении нуба, а также архитектурный проект Нуба-замка, состоящий из шести высоких круглых домов с внутренним двором посередине. Мои мечты начали обретать реальные контуры. Вокруг колодца во дворе замка планировалось посадить цветы и живописные кустарники. Это не было утопией, я действительно надеялась с помощью какого-нибудь спеца по рытью колодцев или лозохода найти грунтовые воды.

После трехмесячного пребывания в горах я снова вернулась в Мюнхен, несказанно более уверенная в себе. На несколько дней ко мне приехала погостить Алиса Браун, владелица фотоателье в Найроби и одновременно хорошая домохозяйка. С течением времени, надо заметить, чем легче я управлялась с фото- и кинокамерами, тем тяжелее мне становилось заниматься домашним хозяйством. Моя мать очень избаловала меня. После ее кончины попытки приготовить себе что-то перекусить, как правило, заканчивались неудачей: я уже неоднократно обжигала пальцы на руках, молоко выливалось на пол, и в довершение ко всему регулярно разбивались тарелки и чашки. В большинстве случаев я сама оказывала себе помощь, как привыкла это делать в экспедициях.

Работы во время моего отсутствия накопилось так много, что я не знала, с чего начать. К счастью, получила хорошие новости из США. Издательство «Тайм энд лайф букс» в книге «Африканское королевство» напечатало мои рассказы о нуба, опубликовав здесь же и авторские фотографии, выплатив за все это приличный гонорар. Кроме того, в одном из американских журналов появилась неожиданная статья под заголовком «Стыд и слава в кино» Келлера и Берсона. Процитирую: «Вы — талантливый режиссер. Вы работали на Гитлера? Вы — наци. Вы работаете на Сталина? Вы — гений».

В материале сравнивались мои фильмы с киноработами Сергея Эйзенштейна, сопоставлялись «Триумф воли» и «Броненосец Потемкин». О моей «Олимпии» Келлер и Берсон писали: «Фильм не только произведение искусства, а прежде всего завещание немецкому кино».

Подобный энтузиазм разделял Джеймс Кард, возглавлявший Дом Георга Истмана. То, что он сообщил, для меня звучало как сенсация и заставляло сердце учащенно биться. Для выставки «Кино в Германии в 1908–1958 годах» их корпорация решила показать все фильмы, в которых я выступала в качестве актрисы или режиссера.

И это в то время, когда в Германии широкое признание моих работ в мире на протяжении нескольких десятилетий замалчивалось… С большим удовлетворением привожу отрывок из программы выставки «Пятьдесят лет немецкому кино», проходившей в Музее современного искусства в Нью-Йорке в 1965–1966 годах:

Интересно также сообщение газеты «Нью-Йорк тайме» под заголовком «Фильм Рифеншталь был слишком хорош»:

Моими фильмами интересовались не только в США и Англии. Показало «Олимпию» и шведское телевидение. После чего там же, в Швеции, в журнале «Популярные фотографии» опубликовали широкомасштабное интервью со мной, что ценно, безо всякой отсебятины и искажений действительности. Но в Германии по-прежнему увидеть мои картины можно было крайне редко. Благодаря успеху моих фильмов во всем мире я смогла пригласить из Берлина в Мюнхен свою бывшую сотрудницу Эрну Петерс. Вырисовывались новые возможности, в том числе и связанные с фотографией: этот вид творчества все больше привлекал к себе внимание.