Однако жизнь продолжалась.

Удивительно, но летом 1965 года Второй немецкий канал неожиданно приобрел на восемь лет права на мои олимпийские фильмы. В противоположность Англии и США, где олимпийские фильмы все время демонстрировались по телевидению, у нас эта тематика ранее не была востребована. Я обрадовалась этому договору, но сразу же возникла новая проблема. Предстояло предоставить телевидению комбинированный DUP-негатив[495] и первоклассную демонстрационную копию. Так как мои оригинал-негативы были выполнены из нитроматериала, сделать это оказалось чрезвычайно трудно.

С некоторых пор, согласно закону, работать с нитроматериалом разрешалось только в очень ограниченном объеме: он огнеопасен и может стать причиной тяжелого урона после пожаров. Поэтому был специально создан новый материал, негорючий, и отныне при производстве новых фильмов использовать разрешалось исключительно его. Нарушение запрета строго наказывалось. В редких случаях и с соблюдением особых предписаний по безопасности позволялось изготовить из старых оригинал-негативов копии или DUP-негативы по двойной цене.

Для многих кинопроизводителей и прокатчиков этот закон повлек катастрофические последствия. Сотни фильмов обрекли на уничтожение, поскольку в фирмах не нашлось необходимых денег, чтобы выполнить все предписания, связанные с хранением кинопленок.

Для меня ситуация была особенно трудной. Десять лет я боролась за спасение своего архива, состоящего из несколько сотен коробок, и что теперь — все выбросить на помойку? Оставлять нитроматериал в своих монтажных я больше не могла. Часть его разместила в «АРРИ» в специальном здании. Но немалую часть из того, что было создано за годы работы, пришлось с тяжелым сердцем отдать на уничтожение.

Нужно было любой ценой сохранить оригинал-негативы олимпийских фильмов. Мой друг Арнольд был готов отсрочить выплаты за проявление DUP-негативов на негорючем материале. От обеих частей олимпийских фильмов сохранилось четыре негатива, два с картинкой и два звуковых. Требовалось заплатить шесть тысяч марок, но из-за долгов сделать это было проблематично. Эвери Брэндедж посоветовал мне обратиться в германский Олимпийский комитет или к доктору Георгу фон Опелю, президенту Немецкого олимпийского общества.

Хотя речь шла только о ссуде, которая была бы выплачена при первых же доходах от фильма, а предложения со стороны Би-би-си и других компаний уже имелись, все немецкие учреждения мне отказали. Господин фон Опель сожалел, он выражал надежду, что в Министерстве внутренних дел существует интерес к олимпийскому фильму. Но и оттуда пришел отрицательный ответ.

Этого я не могла понять. Для спасения многих художественных и документальных лент среднего качества средства находились, но не для немецкого фильма, который остался единственной в истории спорта кинокартиной, получившей олимпийскую золотую медаль и уже после войны в Голливуде получившей признание в качестве одного из десяти лучших произведений мирового киноискусства.

И на этот раз помощь пришла из-за границы. Дом Джорджа Истмана в Рочестере, отвечая на мою просьбу о спасении оригиналов, заявцл самым великодушным образом о готовности бесплатно изготовить первоклассные DUP-негативы, а также бесплатно предоставить места для хранения нитрооригинал-негативов. Он даже взял на себя транспортные расходы по пересылке материала в США. Оригиналы олимпийских фильмов были спасены. Оригинал-негативы в этом случае оставались моей собственностью — я в любой момент могла взять их из Рочестера. Американские партнеры всего лишь оставили за собой возможность сделать копии моих работ для своего музея.

Этот лучик счастья несколько подбодрил меня. Но новый инцидент еще раз подтвердил, что на моей родине по-прежнему слишком много желающих устроить мне невыносимую жизнь. Молодой человек, старавшийся получить аттестат зрелости в Мюнхенском колледже, которому поручили вести мои письменные дела, с возмущением рассказал мне, что он случайно встретился на территории Баварского телевидения с Луисом Тренкером и еще некоторыми людьми из телевизионной компании. Он спросил Тренкера, не жалеет ли тот, что его бывшая партнерша госпожа Рифеншталь после окончания войны не смогла сделать ни одного фильма. Тренкер, соглашаясь, кивнул и потом сказал: «Да, чрезвычайно жаль, такой большой талант. Но госпожа сама виновата. У нее были хорошие отношения с моим знакомым господином Мозером, снимавшемся в ее фильме „Долина“ в роли искателя воды, а потом она поспособствовала его отправке в концлагерь, где он и умер». Когда молодой человек ошеломленно спросил, почему же госпожа Рифеншталь так поступила, Тренкер ответил: «Он предсказал ей после окончания войны мрачное будущее. Ее, говорят, это так озлобило, что она донесла на него в гестапо».

Этой вопиющей лжи я должна быть благодарна за то, что мое имя вновь попало на страницы немецких СМИ. Только через несколько лет я случайно узнала правду. Во время поездки в Доломиты, когда я показывала будущему сотруднику Хорсту некоторые места съемок фильма «Долины», мы нашли вблизи Вайолетт-башни горную хижину. Когда нам принесли заказ, официантка испытующе посмотрела на меня и спросила:

— Вы фрау Лени Рифеншталь?

Когда я, улыбаясь, подтвердила, она подсела к нам и сказала:

— А я дочь горного проводника Пиаца. Мой отец с помощником Гансом однажды спас вас с восточной стены горы Розенгартен, а я неоднократно наблюдала за съемками «Долины».

И тут я вспомнила про нашего Мозера.

— Вы знали господина Мозера? — спросила я.

— Конечно, — сказала она, — он часто бывал у нас и с восхищением рассказывал о вас.

— А что с ним стало?

— Он умер год или два назад. Отравился грибами.

— А где жил господин Мозер во время войны и некоторое время после?

— В Южном Тироле, — сказала она, — вместе с богатой англичанкой.

— А вы не слышали, что господин Мозер был в концлагере?

Дочь Пиаца посмотрела на меня озадаченно:

— Что за ерунда, кто это говорит?

— Тренкер, — сказала я, — Луис Тренкер утверждает это.

— Вот врун! Господин Мозер не находился в заключении ни единого дня, он всю войну только и делал, что крутил роман со своей англичанкой.

Свидетели этого разговора до сих пор живы, но юридически возбуждать уголовный процесс против Тренкера слишком поздно. К сожалению, не всегда выпадает счастье доказать истину в нужный момент.

Найти работу в Германии я теперь и не надеялась. Имело смысл отправиться за границу. Мысли и желания снова крутились вокруг нуба, всегда ко мне благосклонных и подаривших мне столько счастливых часов. Хотелось, если возможно, всегда жить среди них, и это желание все возрастало. Но то были иллюзии, мечты, действительность же выглядела иначе.