— Те, кто пьют, ввязываются в драки, — строго сказала ему женщина. — Оставь это молодым.

— Единственный дом в округе, — сказал ее муж, — окромя дома авгура.

Удивленный, он поднял голову:

— Там есть авгур?

— Больше нет.

Женщина завязала последний узел и выпрямилась.

— Когда-то был. Говорят, он все еще состоит на службе в Капитуле. — Она пристально посмотрела на него. — Одна женщина там живет. Наверное, приехала из города. Ты ее знаешь?

— Не знаю. — Он встал. — Как ее зовут?

— Она не сказала, — ответила женщина.

Ее муж опустил лампу и поставил ее на видавший виды стол:

— Она ходила туда, чтобы подружиться, но та просто закрыла перед ней дверь. Сказала, что болеет.

— Она и выглядела больной. — Женщина заколебалась. — Хочешь чего-нибудь поесть? Думаю, мы могли бы кое-чем поделиться.

Он покачал головой.

— Я не хочу больше навязываться. Сейчас я уйду. — Он взглянул на открытое окно, внутренне содрогнувшись от кромешной тьмы за ним. — Вы знаете, долго еще ждать тенеподъем?

— Тенеподъем? — Муж плюнул в окно.

— Забыл, да? — спросила женщина.

— Забыл что? — В углу лежала палка, грубая палка, далеко не прямая, и он решил, что она принадлежит ему.

— Темдень. Солнце гаснет. А теперь ушло.

Он смутно вспомнил происшествие на Солнечной улице, алтарь посреди улицы, Священное Окно, в котором появилась Ехидна, жару, последовавшую за темнотой, и пылающую смоковницу.

— Я знаю, — сказал он.

— Ты серьезно поранишься. — Женщина говорила так, словно слова у нее вырывали силой. — Ты опять серьезно поранишься. Оставайся здесь, пока солнце не вернется.

Он переводил взгляд с одного на другого.

— Разве ты не знаешь?..

— Ничего грить. — В голосе мужа слышались гнев и покорность судьбе. — Боги задувают его, чтобы заставить нас уйти.

Женщина вздохнула:

— У тебя что-то не в порядке с головой, иначе ты бы знал.

— Я собираюсь сказать вам правду. Я имею в виду всю правду. Всю, как и должен был сделать с самого начала.

Наступило молчание. Наконец женщина сказала:

— Продолжай.

— Я не лгал вам. Я родился и вырос в Вайроне, как и говорил. Но я провел на Синей больше двадцати лет.

Отсутствие какого-либо выражения на их простых, измученных работой лицах, казалось, указывало, что они не поняли.

— Синей мы называем один из витков вне Витка.

Никто не сказал ни слова.

— Потому что он выглядит синим, когда вы находитесь высоко над ним в посадочном аппарате. Синим с прожилками белых облаков, правда, но вы должны быть близко, чтобы увидеть их. С Зеленой это просто синяя точка, когда небо достаточно ясное, чтобы вы могли ее видеть. Как я уже сказал, я прожил на Синей много лет. После этого я еще долго был на Зеленой. Или, по крайней мере, мне показалось, что прошло много времени. Я думаю, что на самом деле пробыл там только полгода или около того; но я долгое время был далеко от этого витка. Это все, что я пытаюсь сказать.

— Ты был там, куда они все время пытаются нас загнать, — пробормотала женщина.

— Боги? Да. Да, это так.

— Почему ты вернулся? — спросил муж.

— Чтобы найти Шелка. Кто-нибудь из вас знает патеру Шелка? Кальде Шелка из Вайрона?

Никто не заговорил. Они придвинулись ближе друг к другу, рассматривая его сквозь щелочки глаз.

Остальное казалось далеким и неважным, но он все равно поведал им:

— А также привезти новые сорта кукурузы и семена других видов и изучить некоторые производственные процессы. Но главным образом для того, чтобы привезти Шелка в Новый Вайрон, на Синюю.

— Семена кукурузы? Не могу дать много, самим нужны.

Он смиренно кивнул:

— Нескольких будет достаточно. Может быть, шесть.

Муж покачал головой, как мул, который не хочет брать удила:

— Не могу обойтись без шести початков.

— Я имел в виду шесть семян. Шесть зерен кукурузы.

— Этого будет достаточно?

— Да, я был бы вам очень признателен.

— Как ты вернулся? — спросила женщина.

— Даже не знаю. — Он обнаружил, что смотрит на широкие покоробленные доски пола, обхватив голову руками; он заставил себя выпрямиться и посмотреть на нее. — Это сделали Соседи. Соседи — это Исчезнувшие люди, народ, который жил на Синей тысячу лет назад. Они привезли меня сюда каким-то образом, но я не знаю как.

— Когда?

— Вчера. По крайней мере, я спал один раз с тех пор, как попал сюда. — Он постарался вспомнить. — Когда я приехал, был солнечный свет. Я в этом совершенно уверен.

Муж кивнул:

— Дни больше не имеют значения. Имеет значение — есть солнце или нет. Если ты найдешь Шелка, как ты собираешься забрать его обратно?

— В посадочном аппарате, я полагаю. Вы сказали, что боги пытаются заставить вас уйти.

Оба кивнули с мрачными лицами.

— Значит, должны остаться посадочные аппараты, возможно, те, что вернулись за новыми людьми. Боги не пытались бы заставить вас уйти, если бы у вас не было возможности уйти.

Муж снова сплюнул в окно:

— Они не пашут. Вот что я слышал.

— У меня был некоторый опыт в этом на Зеленой. — Он пересек кухню, почувствовав при этом, что ноги у него сильнее, чем он ожидал, и взял свою палку.

— Я собираюсь поджарить бекон, — сказала женщина. — Из-за жары я сделала мало. Но я собираюсь пожарить еще немного, как только разожгу плиту.

— Очень любезно с вашей стороны. — Говоря это, он понял, что был более искренен, чем предполагал. — Я вам очень благодарен. Но я не нуждаюсь ни в еде, ни в роскоши.

Она отодвинула занавеску, которая когда-то была простыней, чтобы обыскать почти пустые полки, и, казалось, не слышала его:

— И еще я приготовлю кофе. Кофе дорогой, но его хватит еще на один кофейник.

Он вспомнил напиток своего детства:

— Мате, пожалуйста. Я бы не отказался. Я уже давно не пил мате.

Ее муж сказал:

— Ты хочешь эту кукурузу? Мы должны забрать ее из сарая. — Он держал свою собственную палку — толстый посох, больше похожий на дубинку, чем на трость.

— Да, хочу. Очень хочу.

— Хорошо. — Муж прислонил посох к стулу и стал рыться под столом.

Женщина попросила его накачать воды, и он сделал это, поднимая и опуская большую железную ручку насоса, пока ржавая вода не прошла и у нее не оказалось достаточно чистой, чтобы наполнить кофейник.