с деятельностями, от которых происходят; стремления по времени и по природе отличаются от деятельностей, а наслаждения, напротив, ближайшим образом связаны с деятельностями и до того нераздельны, что может возникнуть сомнение: не одно ли и то же – деятельность и наслаждение. Однако наслаждение не есть ни мысль, ни ощущение; это было бы нелепо. Оно кажется тождественным с ними благодаря невозможности отделить его. Итак, деятельности различаются точно так же, как и наслаждения. Зрение отличается от осязания ясностью, как слух и обоняние отличаются от вкуса; также совершенно отличаются и наслаждения этих ощущений, как от наслаждений мышления, так и между собою. Каждое живое существо имеет, как кажется, свойственное ему наслаждение и назначение, и первое соответствует деятельности. Это выяснится, если рассмотреть каждое существо в отдельности; наслаждение лошади отличается от наслаждения собаки и человека, и Гераклит ведь говорит: «Осел предпочтет осоку золоту», ибо пища приятнее золота. Следовательно, наслаждения существ, различных по роду, должны быть различны, напротив того, естественно, что наслаждения одного рода тождественны. Но у людей они очень различны, ибо один и тот же предмет вызывает удовольствие в одном и страдание в другом, так что одним он тягостен и ненавистен, а другим приятен и мил. То же самое видно на сладких предметах, ибо не одно и то же кажется сладким человеку в лихорадке или же здоровому; то еще не кажется теплым слабому человеку, что для здорового. То же самое следует и из рассмотрения других ощущений. Во всех подобных вопросах действительным следует считать то, что кажется таковым нормальному человеку. Если это справедливо, как нам кажется, и если мера всего [касающегося человека] есть добродетель и совершенный человек, как таковой, то и наслаждениями следует считать те, которые ему кажутся таковыми, и приятным то, что ему приятно. Вообще неудивительно, что неприятное может такому человеку показаться приятным, так как люди подвержены многим порчам и уклонениям; но это не действительно приятные вещи, а лишь приятные таким людям и в их состоянии. Ясно, что наслаждения, всеми признанные дурными, не следует называть наслаждениями, за исключением разве только для испорченных людей. Но какое наслаждение из признанных хорошим следует признать человеческим? Или же это выяснится из рассмотрения деятельностей? Ведь наслаждения являются их следствиями. Будь у совершенного и счастливого человека одна или много деятельностей, во всяком случае, те наслаждения, которые заканчивают эти деятельности, следует назвать человеческими в собственном смысле, а все остальные наслаждения и деятельности могут быть названы так только на втором плане или еще более отдаленно.

§ 6. Рассмотрев добродетели, и дружбу, и наслаждения, нам остается разобрать в общих чертах блаженство, ибо его мы считаем целью человеческой жизни. От повторения ранее сказанного наша речь выйдет связнее. Мы сказали, что блаженство не есть приобретенное свойство, ибо в таком случае оно могло бы быть приписано тому, кто проспит всю жизнь, живя жизнью растения, или же тому, кто терпит величайшие несчастья; это невозможно, но скорее должно считать его деятельностью, как это мы сказали ранее, деятельности же бывают частью необходимые и избираемые ради иного, частью желательные сами по себе; ясно, что блаженство должно отнести к деятельностям, которые желательны сами по себе, а не ради иного чего, ибо блаженство ни в чем не нуждается: оно вполне совершенно. Желательны сами по себе те деятельности, в которых человек ни к чему иному не стремится, помимо своей деятельности; таковы действия, сообразные с добродетелью, ибо прекрасный и нравственный образ действий принадлежит к тому, что ценно само по себе; приятны также развлечения (παιδεία), так как их избирают не ради иного чего-либо; к тому же они приносят скорее вред, чем пользу: ради них не щадят ни тела, ни денег; к подобным-то развлечениям прибегает большинство людей, почитаемых счастливыми; поэтому и тираны высоко чтут людей, умелых в подобных развлечениях, ибо именно в том они оказываются приятными, к чему стремятся тираны; в таких-то людях тираны нуждаются. Подобные занятия, кажется, потому приписываются блаженным, что представители династий проводят в них свой досуг, но они вряд ли могут служить доказательством, ибо властвование не предполагает добродетели и разума, от которых зависит нравственная деятельность; и если такие люди, неспособные к чистому и благородному наслаждению, прибегают к чувственным наслаждениям, то вследствие этого последние нельзя еще считать более ценными; ведь и дети считают то наиболее важным, что им более всего ценно; естественно, что, как детям и взрослым, точно так же дурным людям и хорошим различное кажется ценным. Как уже часто было говорено, ценно и действительно приятно только то, что является таким нравственному человеку, а каждому человеку та деятельность наиболее желательна, которая сообразна его свойствам характера, так что нравственному желательна деятельность, сообразная с добродетелью. Итак, блаженство не в развлечениях, нелепо предполагать, что цель жизни – развлечение, что мы работаем и испытываем бедствия в течение всей жизни ради развлечения; все другое, за исключением блаженства, мы, так сказать, избираем ради другого, блаженство же есть цель. Глупой и слишком уж детской покажется нравственная жизнь и работа ради развлечения. Развлечься, чтобы потом работать, – вот, следуя Анахарсису, кажется, верное изречение; развлечение подобно отдыху; люди беспрерывно работать не могут и нуждаются в отдыхе, но отдых не есть цель, ибо отдых существует ради деятельности. Блаженная жизнь кажется нам жизнью, сообразной с добродетелью. Такая жизнь состоит в работе, а не в развлечении. Ведь серьезное мы почитаем выше смешного и шутливого точно так же, как деятельность высшей части души человека мы считаем более серьезной. Итак, деятельность высшей части души есть лучшая и более блаженная. Чувственным наслаждениям одинаково может предаваться всякий, и раб не менее, чем прекраснейший человек. Рабу же никто не припишет блаженства, не придав ему соответственной жизни, ибо блаженство заключается не в подобных развлечениях, а в деятельности, сообразной с добродетелью, как было сказано выше.

§ 7. Если блаженство есть деятельность, сообразная с добродетелью, то, конечно, сообразная с важнейшею добродетелью, а эта присуща лучшей [части души]. Будь то разум или иное что, естественно правящее по природе нами и ведущее нас и разумеющее прекрасное и божественное – потому ли, что оно само божественной природы или же самое богоподобное, что в нас есть; во всяком случае, деятельность этой части, сообразная с ее добродетелью, и будет составлять совершенное блаженство. Уже говорено, что это деятельность созерцательная, и это согласно с мнениями предшественников и с истиной, ибо эта деятельность самая важная, подобно разуму и предметам, им познаваемым. Сверх того, она есть самая непрерывная деятельность, ибо мы более способны