им, если чувствуешь, что вещь стоит дороже, и совесть твоя будет чиста. Я часто так делаю. Потом, согласись, если мы ничего не будем покупать у немцев, то им будет только хуже.

— Наверное.

— Не наверное, а верно! Умоляю тебя, Нинуля, выбрось ты из головы все эти картины и прочую ерунду! Сходим с тобой сегодня в парикмахерскую, нарядимся и вечерком будем крутить романы. Ожидаются весьма интересные мужчины, сослуживцы моего Балашова. Кстати, твой поклонник Левка припожалует к нам сегодня? С супругой или, к счастью, без?

Намеки на безусловно повышенное внимание со стороны майора Левитеса служили поводом поиронизировать над Лийкой, которую Галя невзлюбила с первой встречи.

— Думаю, один. Супруга теперь очень занята: днем работает, по вечерам усиленно занимается немецким.

— И прекрасно! Не выношу я эту вашу Лийку. Она такая умная! Газеты читает. Рядом с ней чувствуешь себя полной дурочкой. Страшненькая, а самомнение такое, будто она здесь первая раскрасавица! — Галя брезгливо наморщила носик и, конечно же, не преминула карикатурно изобразить Лийку — втянула щеки и вытаращила глаза. — Если товарищ Лия так жаждет изучать немецкий, пусть изучает. Но она сильно рискует! — Многозначительно подмигнув, Галя расхохоталась. — Пусть-пусть Лийка занимается! А мы, бездельницы и кокетки, как следует повеселимся. Через час придет кормилица, и я свободна. Понесемся с тобой в парикмахерскую. Как-нибудь они с Агнес тут управятся с Вики… Ах, я совсем забыла тебе рассказать! Вернулся из плена муж Ангес Отто, но она не желает возвращаться к нему. Плачет и говорит, что муженек у нее — жуткий пьяница, загубил ее молодость, а у русских ей очень хорошо, что она обожает Вики и лучше умрет, чем расстанется с крошкой. Знаешь, я заметила, немки — весьма сентиментальные существа.

8

Отражения во всех зеркалах, какие есть в доме, не могли обмануть: она выглядела ослепительно, умопомрачительно, «бесподобно»! Светло-коричневое элегантное платье, широкое в плечах и узкое в талии, и коричневые босоножки на высокой танкетке сделали еще выше и стройнее. Недаром пожилая немка, сшившая платье, долго в восхищении качала головой, что-то восторженно лепетала, открыла журнал мод и, указывая то на свою смутившуюся и порозовевшую от комплиментов клиентку, то на изящных белокурых фрейлейн в журнале, попыталась объяснить, что «фрау Орлофф» вполне может сниматься для модного журнала. Видела бы портниха ее сейчас! С новой прической, почти такой же, как у Гали, — с «валиком» в золотистой сетке — она выглядела, правда, немного старше, зато современно, модно. Теперь уж определенно можно и в журнал! Лишь бы только Лене понравилось. Что, если он рассердится и скажет: а где же наши волосы?

Грозный муж уже поднимался по каменным ступенькам в гостиную. Остановился в дверях и остолбенел.

— Ленечка, тебе не нравится?

— Мать честная! — Леня сдвинул фуражку на затылок и заулыбался. — Ну, Ниночка, была ты у меня принцесса, а нынче королева…

Красивая полукруглая гостиная Балашовых выглядела сегодня еще наряднее. Празднично, торжественно. Галя срезала все распустившиеся утром в саду цветы и расставила везде, где только можно — посередине большого овального стола, на буфете, на пианино, на четырех подоконниках, — букеты ярких роз, ароматных белых лилий, рудбекий, бархатцев, душистого горошка, синего дельфиниума. Но самым очаровательным цветочком была малютка Вики в розовых кружевных пеленках. Круглолицая Агнес, в холщовом переднике похожая на придворную кормилицу, держала ее на руках и с такой гордостью показывала гостям, словно крошка была ее собственной дочерью. «Молочные» глазки щурились от яркого солнца, Вики смешно морщилась и пускала из-под пустышки пузыри.

Жалобный детский плач стал полной неожиданностью. Перепуганная Агнес прижала девочку к груди, принялась ласково утешать ее по-немецки, а Галя весело расхохоталась:

— Все, смотрины закончены! Агнес, геен, геен, шнелль! Идите в сад. Балашов, что ты стоишь? Приглашай гостей к столу!

Нежный фарфор, хрусталь, серебро, крахмальные салфетки. А угощение!

— Ниночка, вы сегодня ослепительно хороши! — шепнул справа галантный майор Левитес, подсунув на тарелку два слоеных пирожка с мясом.

— Ты у меня, Ниночка, красиве'й всех, — шепнул слева Ленечка и подлил в бокал вина.

Нет, красивее всех была Галя. Необычайно пикантная со старинными изумрудами в маленьких ушках и очень постройневшая в новом темно-зеленом платье, Галя казалась чуть ли не дочерью сидящего рядом с ней во главе стола Балашова. Она, прямо как девочка, звонко смеялась, а на все комплименты потрясенных гостей в адрес великолепной хозяйки игриво отмахивалась:

— Это все заслуга Агнес! Нам с Балашовым крупно повезло! Бывший хозяин, большой поклонник фюрера, сообразил, что пора бежать, только когда наши доблестные мужчины уже вступили в Берлин, с перепугу бросил все свое имущество и главное сокровище — служанку Агнес!

Не очень молодые жены двух подполковников, сослуживцев Балашова, производили приятное впечатление, мужчины, Галя не обманула, были интересными, с разговором, произносили шутливые тосты, ухаживали за дамами, особенно за очаровательной хозяйкой, а вот немолодой, в очках, совершенно лысый одинокий полковник, тот не сводил проницательных глаз с нее, Нины.

Сколько же она съела слоеных пирожков, мяса под названием «коруонблянц», сильно развеселившим Леню, картофельного салата и рулета под соусом! Неимоверное количество. Все было так вкусно! И вина выпила порядочно.

— Балашов, веди мужчин курить в сад! На воздух, товарищи, на воздух! У меня здесь мать с младенцем! — Галя выпроводила курильщиков в сад, подскочила и по-дружески потрепала по плечу. — Нинуля, не трусь, у тебя все получится!

Две недели репетировала она в этой самой гостиной, за коричневым пианино, тайком от Ленечки, а сейчас села на высокий вертящийся табурет и растерялась: с чего же начать? Пожалуй, с несложной для голоса прекрасной песни Богословского «Темная ночь», всем хорошо знакомой и всеми любимой. Чтобы и гости подпевали.

— Темная ночь, только пули свистят по степи… — Голос чуть дрогнул, и верный друг Галя тут же подхватила: Только ветер гудит в проводах…

Побросав недокуренные папиросы, мужчины устремились обратно в дом.

Не успели еще отзвучать трогательные финальные слова, нечеткие из-за невольных слез: …и поэтому, знаю, со мной ничего не случится… — как потрясенный неожиданными музыкальными способностями жены Ленечка захлопал изо всех сил. Все гости тоже захлопали, заулыбались. Понравилось!

— Теперь, товарищи, буду выступать я! Только, чур, дружно подпевать. Я буду дирижировать. Так, товарищи, построились с этой стороны… — Смеющаяся Галя построила офицеров в полукруг и погрозила им пальцем. — Как только махну, сразу вступайте! Балашов, полная тишина! Нинуля, начали!

…Дождливым вечером, вечером, вечером… — радостно, звонким голосом и пританцовывая пела веселая хозяйка.

Мы парни бравые, бравые, бравые… — очень серьезно по ее команде басили офицеры в парадной военной форме, с орденскими планками.