— Не люблю его, — честно ответила я.

— А пряники? — оживилась тетушка. — Или имбирное печенье? Его очень Геннадий Петрович уважал. Почти каждый день полкило свеженького брал. Я уже знала: профессор в одиннадцать вечера прикатит. Вообще-то кондитерская в десять закрывается, но у нас с ним уговор существовал, он в дверь позвонит, а я его впущу. Мы с сыновьями наверху живем, спуститься мне нетрудно. Ради постороннего покупателя морочиться не стану, народ наглый, некоторые прочитают табличку «Закрыто», дверь потрясут, заметят звонок и ну на него жать. Я из окна гостиной гляну, увижу, что невесть кто ломится, и не реагирую. Но ради Геннадия Петровича готова была ночью с кровати сорваться. Прекрасный человек был, с золотой душой. Моего старшего, Вадика, в свой институт пристроил, я и не рассчитывала, что сын высшее образование получит. Балбесом он в школе слыл, на тройки учился. Репетиторы мне не по карману, одна двух мальчиков тяну, про алименты не слышала, бывший муж сразу смылся, как только Вадюша родился, ищи его, свищи. На коммерческое отделение парню не попасть, там дорого, а на бюджетное и думать нечего, знаний у лодыря — пшик. Приготовилась я в армию его провожать, страшно боялась дедовщины. И тут вдруг профессор за любимым печеньем зашел, спрашивает: «Лариса, почему невеселая? Неужто имбирные звездочки подгорели?» Я ему возьми да про свой страх и выложи. А он сказал: «Пусть Вадик документы ко мне в университет на факультет детской педагогики подает, туда всегда на сто девочек берут двух мальчиков. Я стараюсь женский монастырь чертями разбавлять. Не переживай, заставлю недоросля за ум взяться». Я в успех не верила, но Геннадий Петрович Вадика в железные рукавицы взял. Уж как мой троечник все пятерки на вступительных получил, никому неведомо, но он учиться стал и диплом честно заработал. Я Геннадию Петровичу руки целовать готова была. По вечерам его всегда в моей кондитерской имбирное печенье поджидало.

— Наверное, Нина Анатольевна на вас сердилась, — предположила я. — У ее мужа были проблемы со здоровьем. Не очень-то хорошо с язвой желудка сдобные бисквиты постоянно употреблять.

Лариса достала из коробки одну печенюшку.

— Попробуйте. Я готовлю исключительно из фермерских продуктов. Кстати, у профессора здоровье было бычье, он никогда на недуги не жаловался. И про больной желудок я от него ни разочка не слышала.

Кондитерша показала на кофе-машину.

— Варю латте, капучино, но могу и настоящий горький шоколад приготовить со взбитыми сливками, это мой фирменный напиток. Геннадий Петрович придет, сядет за столик и просит: «Ларочка, нашамань вкуснятины». Выпьет бокал, сигареткой попыхтит, скажет: «Хорошо у тебя, уютно, пахнет вкусно, тихо, прямо наслаждение. Но пора коню в стойло». Спрячет печенье в портфель и уйдет. Я давно поняла: Нина Анатольевна с Елизаветой Гавриловной его допекли. Жена мужа здоровым образом жизни травила. А теща… Ой, не приведи господь с ней поспорить, пока на своем не настоит, не успокоится. Она, конечно, героиня, ей в музее стенд посвящен… Не умаляю ее подвига, говорят, старуха когда-то много народа спасла от смерти, подробности не знаю, ну да их можно в музее выяснить… но ведь в семье главный мужчина, а не бабка. Разве я не права?

— По-разному бывает, — улыбнулась я. — Ваше имбирное печенье превосходно.

Лариса не стала кокетничать.

— Да, Геннадий Петрович тоже так говорил. Жаль, что он умер, да еще так внезапно. Вечером, как всегда, пакет взял, а утром в десять мимо кондитерской «Скорая» пронеслась. Я на пороге стояла, вышла покурить. Проводила минивэн глазами, гляжу, он во двор к Николаевым заруливает. Грешным делом решила: померла у них бабка, царствие ей небесное, две жизни даже героям не положены. И ведь так неудобно получилось…

Лариса предалась воспоминаниям, я ее не перебивала.

…Через пару часов в кондитерскую пришла Нина Анатольевна вся в черном и поинтересовалась:

— Лариса, можете на поминки пирожные испечь? Народу много будет. Справитесь с большим заказом?

Лариса ее успокоила:

— Не волнуйтесь, все сделаю, вызову помощников. Ой, как мне вашу мамочку жаль, примите соболезнования в связи с ее кончиной.

Николаеву аж к стене отшатнуло.

— Типун вам на язык. Мама жива!

Кондитерша этого не ожидала и от недоумения брякнула:

— Кто же умер?

Нина Анатольевна села за столик, и лицо у нее таким стало, что Лариса засуетилась, чаю принесла, булочек свежих с заварным кремом. Николаева кружку взяла и говорит:

— Геннадий Петрович ушел.

— Как же так! — изумилась хозяйка заведения. — Еще не старый, здоровый мужчина… Что произошло?

Вдова ответила:

— Неизвестно пока точно. Муж себя губил — курил, спортом не занимался, не хотел есть правильную пищу, поздно ложился спать, и вот результат, инфаркт у него случился. Или желудок подвел, язвой он страдал. Как нам теперь жить?

Сама не зная почему, Лариса вдруг возразила:

— Не болел у Геннадия Петровича желудок, ни разу от него жалоб не слышала.

Нина Анатольевна на нее взглянула, как ошпарила. И губы поджала.

— С чего бы моему супругу малознакомой женщине на проблемы со здоровьем жаловаться? Ты не врач.

Промолчать следовало, но кондитершу понесло:

— Мы с профессором дружили, он моего Вадика к себе в институт устроил, всегда по вечерам здесь шоколад пил и печенье имбирное покупал.

Тут вдова вскочила и давай кричать:

— Ах, вот кто моего мужа убивал! Я-то ему кабачки на пару готовила, белое мясо куриное и, когда Гена с работы приедет, ужин в комнату подавала… А через часок зайду за тарелкой, смотрю — все нетронуто. Вот по какой причине он от здоровой еды отказывался! Он у тебя дрянью обжирался! Это ты его на тот свет отправила!

Затем она как треснет локтем по витрине — стекло дождем на пол. Лариса перепугалась, что вдова поранилась и кровью истечет. Но на ней была толстая суконная куртка, которая предохранила от порезов. Нина сразу убежала, а Лариса минут пятнадцать опомниться не могла. Потом совок взяла, начала убирать осколки. И тут Элла примчалась вся в слезах, запыхавшись, затараторила:

— Ларочка, дорогая, не сердитесь на свекровь, она не в себе. Утром Геннадия Петровича мертвым нашла, чуть разума от горя не лишилась. Не звоните в полицию, не жалуйтесь на хулиганство. Не со зла Нина Анатольевна витрину разбила, от горя. Сейчас я все замету, пол вымою, прореху временно заделаю, а завтра мастера вызову, он новое стекло поставит, какое хотите, можно с золотой росписью, с надписью «Веселый эклерчик», с картинкой. Свекор вас уважал, всегда хвалил, вы ему нравились. И к Вадику Геннадий Петрович почти как к родному относился. Ради покойного никому о происшествии не рассказывайте!

Элла отняла у Ларисы веник, принялась убирать.

А Лариса поняла, что Нина шок пережила, ничего никому не сказала. Да только народ все равно узнал.