и я попыталась сопротивляться, когда заботливые руки начали снимать с меня все еще мокрую одежду.

— Перестань, — шептали его губы, — ты же мокрая вся, малыш.

Ему удалось избавить меня от мокрых тряпок. Осталась в нижнем белье, кажется. Он хотел уложить меня спать или заняться сексом? Не понимала. Я не хотела спать — домой хотела. Но он не слышал моих возмущений, а просто снял с себя одежду и лег рядом.

Притянул за плечи, и копна волос рассыпалась на его груди, будто бы так и нужно. Зарылся в них рукой, перебирая пальцами каждую прядь. Что-то ласково шептал. Покрывал поцелуями макушку. Веки сонно слипались. Уйти хотела, но вместо этого обнимала Тима за торс, закинув ногу на его бедро.

Совсем одурела, девка!

— Спи, слабость моя. Все равно будешь моей, я постараюсь, — то ли это был его голос, то ли всего лишь мысли. Но я их слышала или уже спала?

Утром проснулась под размеренное дыхание под боком. Мышцы застыли, как бетон просто, а шея совсем не хотела сгибаться. Понятное дело — килограмм так под девяносто прижали все мои конечности, не оставляя и миллиметра для свободного пространства. Осмелилась поднять одеяло. Увиденная картина недвусмысленно кричала о произошедшем. Когда?

Начала ворочаться, а он что-то буркнул себе под нос и повернулся на другой на бок. Встала. На полу возле кровати валялась упаковки фольги. Сумасшедшая. Зачем подобрала ее и стала пристально рассматривать, будто бы орудие преступления? Нет, орудие спало, вместе со своим хозяином. Бросила обратно на пол серебристый квадрат. Да к черту все! Вчера и так все бы произошло, если бы Ариевский не прервал. Следил, что ли? Нет. Тут всего один маньяк, следящий за мной целый год. Наверняка сценарист моей жизни не такой драматург, чтобы одновременно двух маньяков посылать. Должен же быть хоть кто-то нормальным? Вот Эдик был нормальным, только женатым оказался, засранец.

Стоп! Ариевский тоже женат? Или мне вчера все это приснилось? И не было никаких там «Заклинило на тебе», «Выходи за меня замуж»?

Подняла с пола его футболку. Не ходить же голой по чужой квартире? Надела. Снова его запах. Теперь точно с клеймом. Вон квадратик лежал под кроватью, а может, и не один. Вышла из спальни. Пить хотелось В кухне нашла бутылку с водой. Жадно глотала, а не пила — все, как в сухую землю. Взгляд упал на стол: паспорт, коробочка черного цвета, бархатная и такая красивая. Взяла ее в руки, открыла, аж дух перехватило. Платина! А камень какой огромный. Сколько оно стоило? Подумать страшно. А говорил, обычный таможенный брокер. Конечно. Сделала вид, что поверила, не больше.

Чисто из женского любопытства, примеряла колечко. Красивое и, как раз, в пору. Наверное, снова свои методы использовал, когда узнавал размер безымянного пальца на правой руке. Если бы кто увидел из подруг такую красоту, точно ахнул. А как еще? Да и жених весь такой при себе. Замуж позвал. Стоп! Замуж? Меня вчера туда позвали? Это точно правда, и я все еще не сплю? Тогда зачем качала головой? Кухня ведь никуда не исчезла, и футболка черного цвета все еще была на мне.

— Вижу, ты приняла предложение, — от неожиданного голоса за спиной я уронила на пол бархатную коробочку.

Обернулась. Он стоял в дверном проеме, упираясь плечом о стену. Опустила взгляд вниз. Голый. Зачем я туда посмотрела? Он игриво улыбался, направляясь ко мне, а я смотрела в сторону окна.

12

Десять дней. Мне было дано десять дней, чтобы принять решение. Решение, которое могло изменить всю жизнь и не только мою. Тимур обещал золотые горы, покровительство и райские перспективы.

Только всё это походило на стихотворение Вертинского:

«Потому что не надо срывать цветов

И в клетках томить птиц,

Потому что нельзя удержать любовь,

Упав перед нею ниц».

Испугалась? Нет. Окаменело. Внутри всё окаменело: первые зачатки нежности и симпатии. Поторопился. Слишком быстро признался. Зачем? Боязливо стало. Ариевский на горизонте появился и, видимо, показался настоящей угрозой. Наивный. Голова, слава Богу, на плечах и не бросило бы в непонятный омут, не затянуло в болото. Прошло бы, переболело. Грабли, хоть и совсем уже родными стали, но наступать на них снова — глупо, или даже трусливо, что ли. Запуталась. Двое мужчин — одно имя. Два романа — один выбор.

Провалялась с книгой все выходные. Отключила телефон, закрылась в комнате. Ела? Не помню. Не хотелось. Родные волновались, точнее, мама переживала. Дашка лишь однажды попыталась поговорить. Ну как поговорить? Один раз постучала в дверь, крикнула: «Хватит нюни распускать» и все. Лимит сестринской заботы исчерпан.

Засыпала при включенном свете с книгой в руках. Хотелось уйти от реальности, убежать хотелось. Только закрывались глаза, и появлялся он. Снился. Совсем обнаглел и даже в подсознание пробрался. Не спрашивал разрешения, просто смотрел, будто в душу заглядывал. Что искал? Внутри давно пусто, черная комната с черной кошкой, не найти ничего. Только оклемалась от романа с Эдиком. Пережила настоящий кошмар. Приобрела и тут же потеряла. Ребенка потеряла на седьмой неделе беременности. А он даже не знал. Не говорила. Не хотела обременять внебрачным малышом.

Жить заново училась. В работу ударилась. В автошколу пошла. Права водительские получить хотела. Да только жизнь по наклонной покатилась, снова. Нет, не влюбилась, ни капли. Гормоны, скорее всего, восстановились. А он женатым оказался. Значит, опять родные грабли. Проклята, что ли? Хотя, нет. Вольский же холостяк, да вот только на сумасшедшего сильно похож. Влюбился, заклинило его, а я ведь и повода не давала.

Вечер воскресенья. Стучали в дверь, будто выбить хотели. Закрыла уши подушкой, не помогло, звук еще громче стал, а затем послышались голоса. Мама просила открыть. Послушалась. Чего прятаться-то?

Лениво поднялась с кровати, сунула ноги в тапки. Мышцы проснулись и отозвались странной болью. Открыла щеколду, едва устояла, когда в комнату ворвались женщины. Мама пригвоздила строгим взглядом, будто с ковром сравняла. Тетя Жанна оказалась не такой смелой. Пыталась выглядывать из-за спины и что-то уяснить для себя.

— Лесь, Ванька пропал, — тетя Жанна перешла к делу, без всяких там