«Блудница», – кричали порезы на руках.

«Лжесвидетельница», – на ногах.

Но на лбу алел знак, которого Чеда раньше не видела: что-то похожее на источник, бьющий из-под земли в звездное небо.

Наверное, Чеде полагалось закричать. Заплакать. Но в глубине души она чувствовала, что все случилось так, как должно было: и их побег из дома, и колокольчики Салии. Книга маминой жизни закончилась, и вот теперь она просто перевернула последнюю страницу.

Только знаку на мамином лбу она не могла найти объяснения.

– Что это значит? – спросила она скорее себя, чем Эмре.

– Я же не умею читать, – прошептал он.

Чеда пристально всмотрелась в знак, запоминая каждую линию, каждый изгиб. Глубину ран. Причудливые потеки высохшей крови, запекшуюся корку на длинных волосах.

Она знала, что никогда этого не забудет, даже если очень сильно захочет. Что-то громыхнуло: заскрипели, открываясь, ворота. Таурият казался огромным зверем, просыпающимся от спячки: вот он зевнул и выпустил из своей пасти отряд Стальных дев на высоких скакунах, звенящих сбруей.

– Пошли, – взмолился Эмре и потянул Чеду за руку. Чем ближе становились всадницы, тем сильнее он тянул, но прежде чем сдаться, прежде чем убежать вместе с Эмре в узкий проулок, куда не проехать коню, Чеда бросила взгляд на высокие башни Обители и сплюнула в пыль.

– Не ходи со мной, – велела Чеда, когда они вышли на Желоб. – Он тебя побьет.

Эмре ободряюще улыбнулся.

– Только если поймает.

– А если не поймает, получу я.

Эмре перестал улыбаться. В его больших карих глазах читалось искреннее сочувствие – Чеда, привыкшая к тому, что он все время шутит и улыбается, даже не знала, что Эмре может так смотреть.

– Мне она очень нравилась.

Чеда кивнула.

– Мама тоже тебя любила. – Она поцеловала его в щеку и решительно направилась к аптеке.

Дардзада ждал ее, но не стал ругаться. Просто окинул многозначительным взглядом, словно знал, что случилось. Знал со вчерашнего дня, что мама уйдет и не вернется, что Чеда найдет ее. Смотрел так, будто исполнилась наконец воля богов и все произошло как должно. Но Чеде все равно было, что думает Дардзада; она поднялась наверх и уткнулась носом в тюфяк.

Аптекарь пошуршал чем-то внизу, открылась дверь, впуская городской шум, и тут же захлопнулась. Наступила тишина, и с ней наконец пришли слезы.

Чеда потеряла маму. Она теперь одна на свете.

Пусть раньше они с мамой все время переезжали из одного конца Шарахая в другой, не знакомясь с соседями, не заводя друзей, зато всегда были вместе. Читали друг другу. Ездили в пустыню, часами танцевали с мечами. А на день рождения мама готовила Чеде сладкий кокосовый ласси.

Что Чеде осталось теперь? Дардзада? Ничего не осталось. Совсем.

Что она могла сделать? Как могла остановить маму? Ведь был же способ! Если б она хорошо вела себя у Салии… или просила сильно-сильно… может, мама осталась бы еще хоть на денек? Может, уйди она завтра ночью, все закончилось бы иначе?

Тысячи фантазий о том, как могло быть, проносились в голове, но усталость наконец взяла свое. Чеда заснула, надеясь, что это просто ночной кошмар, а когда она проснется, все будет по-старому. Но разбудил ее Дардзада. Он сидел на стуле рядом с ее тюфяком, держа маленькую книжку в кожаной обложке. Между страниц свисала цепочка с серебряным медальоном. Мамина книжка. Мамин медальон.

– Она велела тебе передать, – сказал Дардзада, но Чеда не хотела ничего брать. Все равно что взять оружие, которым убили маму…

Нет, глупость. Это была любимая мамина книжка со стихами и историями, а медальон – ее единственное украшение.

Чеда стерла с лица соленую корочку высохших слез и надела медальон, чувствуя его приятную, горестную тяжесть. Открыла книгу, долистала до маминого любимого стихотворения:

Под зимним небом засох тростник,

Камыш печально главой поник,

И дрозд, что пел свою песню летом,

Дрожит на ветру, как бездомный старик.

– Девы будут искать тех, кто знал твою мать. – Дардзада откинулся на стуле. – Но Айя умела заметать следы, да и местные патрульные – мои старые знакомые, подкину им пару монет, чтобы прошли мимо. – Он огладил каштановую бороду. – Не сомневайся.

– Я тебе спасибо сказать должна?

Глаза Дардзады вспыхнули. Он злился, но не на нее.

– Поблагодари свою мать за то, что она была осторожна все эти годы и нашла верных друзей, не любящих болтать. Если нам повезет, Королям скоро надоест гоняться за призраками, и они удовлетворятся одним предупреждением.

Чеду затошнило. Кого Короли хотели предупредить? О чем? Айя не «предупреждение», она ее мама! Перед глазами снова встал странный окровавленный знак.

– Почему мама это сделала?

– Хотела защитить тебя.

– Но от чего?

– Не скажу, Чеда. Твоя мать умерла, потому что слишком много знала.

– Но ты должен мне сказать! Она моя мама!

– Прости, Чеда, я многим ей обязан и выплачу все долги. Но это в сделку не входит.

Она невольно подумала о том, как закончилась мамина жизнь. О том, что с ней сделают.

– Они узнают про меня. – Она вжалась в стену, крепко обхватив книгу. – Они придут за мной, да?!

– Нет. Она не сказала им о тебе. Ты в безопасности. Нам нечего бояться.

Чеда знала, что Дардзада дружит с разными людьми, которых Короли хотят убить – слышала, как мама говорила о них, как сама разговаривала с ними. Те самые «мы», которых имел в виду Дардзада. «Бессмертные храбрецы Воинства Безлунной ночи», как назвал их один из маминых знакомых.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю и все.

Она хотела выспросить у него обо всех, но понимала, что Дардзада не станет говорить, только убедится, что ей ничего нельзя рассказывать. Поэтому она лишь опустила голову, молча поглаживая трещинки на кожаной обложке.

Дардзада снова ушел. Он то выходил куда-то, то возвращался, пока не протопал наконец к себе в спальню. Чеда не спала – слышала, как он плачет за закрытой дверью, долго, очень долго. Он никогда не говорил маме хороших слов, всегда огрызался и злился, а теперь, получается, он любил ее? Поздно спохватился!

Чеда дождалась, пока плач сменится храпом, и, тихонько сбежав по лестнице, вышла в прохладную ночь. Ей нельзя было выходить – вдруг заметят стражники или Девы? Но этой ночью она не могла прятаться и дрожать. Она должна увидеть маму в последний раз, и если Короли поймают ее, значит, так тому и быть.

Она спустилась по Желобу и вышла на Копейную улицу, тянувшуюся до самых ворот Таурията,