Обычно наша осознанность перегружена сотнями разных мыслей, чувств и ощущений. В одни мы вцепляемся, потому что они представляют собой прекрасные фантазии и опасения; от других стараемся избавиться, потому что они нас расстраивают или отвлекают от главной задачи, которую мы в данный момент пытаемся выполнить.

Вместо того чтобы сосредоточиваться на одних и открещиваться от других, представьте их перьями, летящими по ветру. Ветер – это ваша осознанность, врождённая открытость и ясность. Перья – мысли, эмоции, физические ощущения, которые проносятся сквозь вашу осознанность, – не способны причинить вам никакого вреда. Некоторые кажутся приятными, некоторые – не очень, но по сути они всего лишь перья. Посмотрите на них как на невесомые кучерявые пушинки, парящие в воздухе.

Представляя эту картину, начните отождествлять себя с той самой осознанностью, которая наблюдает за перьями, и позвольте им летать и быть такими, какие они есть. Вы принимаете их, не привязываясь и не отмахиваясь. Это простое действие принятия – хоть оно и продлится всего пару секунд – познакомит вас с тем открытым пространством сущностной любви. Это и будет принятием теплоты собственной естественной природы, самого сердца вашего существа.

Это сердце, открытость, ясность начисто лишены «я»: этакий центр без центра, который трудно описать словами. В том смысле, что он не отождествляется с неким определённым существом, воспитанным в конкретной культурной среде и живущим в рамках таких-то обстоятельств.

Рождённые в неком теле, пребывающие в обществе, состоящие в семейных или иных отношениях, мы наблюдаем, как наша жизнь оказывается обусловленной, и, как следствие, мы начинаем ощущать ограничения. Теряется чувство открытости и свободы. Вместо того чтобы сиять ярче, наша искра тускнеет.

К счастью, мы способны сбросить с себя эти ограничения. Мы можем восстановить связь с прирождённой открытостью и ясностью и ощутить всё тепло и блеск своей внутренней искры. Но для начала нам необходимо понять, как вообще мы умудрились потерять связь с этими жизненно важными аспектами своей собственной природы.

Многих из нас отличает одна и та же склонность преувеличивать важность и серьёзность сложившегося положения дел. Особенно в это непростое время я часто слышу, как некоторым людям страшно звонить в кредитные компании или налоговые службы для выяснения размера непогашенной задолженности. Но часто так случается, что, собравшись с духом и позвонив в компанию или инспекцию, они попадают на искренне сочувствующего человека, который отвечает им: «Я понимаю, через что вы проходите, и хочу помочь».

Социальные и экономические трудности, стоящие перед многими людьми в наши дни, мало чем отличаются от проблем, с которыми человечество сталкивалось в прошлом. В конечном счёте эти самые проблемы сформировали людей, прорвавшихся сквозь прочные стены понимания и веры для того, чтобы развить новые отношения с людьми: не отдельно взятыми персонами, связанными обстоятельствами, а с живыми, активными и талантливыми существами. Всего лишь допустив возможность раскрепощения своего ума и сердца, вы станете исключительным человеком, способным изменить не только свою, но и чужую жизнь к лучшему.

Стены во многих обществах существовали веками. Но время от времени эти, казалось бы, мощные стены между людьми, сообществами или культурами рушатся.

Позвольте поделиться небольшим личным примером.

Через четыре года после того как мой отец получил письмо от Кармапы, в котором меня признавали тулку, моя жизнь протекала без особых изменений. Лето я проводил в Нубри, где погода была прохладнее, чем в большей части Непала. В зимние месяцы мои мать, дед, младший брат и я отправлялись в Наги Гомпу, место уединения моего отца к югу от Нубри. Зимы там были не такими суровыми.

Но в один прекрасный день, когда мне было двенадцать лет, отец получил ещё одно письмо, на этот раз от Восьмого Кхамтрула Ринпоче, главы монастыря Таши Джонг в северной Индии. В нём он в несколько ультимативном тоне выражал просьбу отправить меня на обучение в Таши Джонг. Письмо было больше похоже на приказ, чем на приглашение.

Я должен пояснить причину такого командного тона. Согласно тибетской традиции, тот или иной великий мастер должен передать всё, чему научился – включая самые личные, сокровенные постижения, – одному или двум старшим ученикам, чтобы те впоследствии выполняли роль главных наставников нового перерождения собственного учителя.

Я понимаю, что такая система обучения может многим показаться странной. Но если рассмотреть её в другом, более широком контексте, то принцип становится очевиден: родители так же передают свои знания и знакомят детей с ценностями посредством вербального и невербального общения. Нечто жизненно важное передаётся путём такого общения; образуется интеллектуальная и эмоциональная связь, но при этом она превосходит все эти категории.

В моём случае дело обстояло так. Шестой Кхамтрул Ринпоче Тенпа Ньима был главным учеником Первого Цокньи Ринпоче и получил от него все учения и наставления. Второй Цокньи Ринпоче был учеником Тенпы Ньимы и получил от него важнейшие учения, которые хранил и передавал Первый Цокньи Ринпоче. Поэтому между линиями преемственности Кхамтрула Ринпоче и Цокньи Ринпоче сформировалась глубокая связь. И по этой причине Восьмой Кхамтрул Ринпоче считал своей главной обязанностью руководить моим обучением.

Спустя несколько недель подготовки я и мой дед вместе с несколькими старейшинами деревни, в которой я вырос, отправились в долгое путешествие в Индию. Восемь дней мы шли пешком от Нубри до Катманду, затем день ехали на автобусе из Катманду до индийской границы, а оттуда отправились на поезде вглубь Индии.

Я никогда до этого не видел поезд. Мой дед рассказывал о поездах, поскольку несколькими годами ранее ему довелось на них ездить. Он говорил, что они похожи на ряды домов, каждый размером примерно с наш дом в Нубри; и передвигались они на колёсах по длинным металлическим рельсам.

Эта картина меня пугала. Как дом мог двигаться на колёсах и не рушиться? Я думал о необходимости путешествия в этом доме на колёсах с чувством тревоги, подпитанным моим живым воображением.

Но увидев поезд своими глазами, я понял, что он сделан из металла, а не из дерева или камня, и моё представление о поездке в домике на колёсах было стёрто непосредственным опытом.

Именно тогда я стал проводить грань между воображением и действительностью. Это было началом долгого процесса, который привёл меня к пониманию того, что наши представления о себе и о том, чего мы способны достичь, основаны на неверных понятиях, на кем-то рассказанных сказках и питаются богатством воображения или фантазии, являющихся одним из даров открытости и ясности.

Сойдя с поезда, мы сели на автобус, шедший в направлении Таши Джонга. Он остановился в двадцати минутах ходьбы от монастыря, но даже с такого расстояния я мог слышать доносящийся до нас звук морской раковины, в которую дуют, как в трубу, возвещая о начале групповой монастырской практики. Чем ближе мы подходили, шагая по заросшим травой полям, тем отчётливее я слышал голоса монахов. После стольких дней в пути, после того, как я услышал знакомые мне с детских лет звуки, вызывавшие в памяти время, проведённое в кругу монашеской общины, мои страхи стали понемногу затихать. Конечно, это был не наш маленький дом в Непале, но всё же мне казалось, что я возвращался домой.