Он сделал шаг вперед и последовал за Арианой в маленькуюкомнату, некогда бывшую кабинетом Кассандры. За минувшие годы комната совсем неизменилась, разве что розовые обои немного выцвели. В углу по-прежнему стоялшезлонг, на который Ариана положила несколько теплых одеял – там будет спатьМакс.

Приложив палец к губам, девушка прошептала:

– Мне кажется, ему лучше спать здесь. Даже если кто-тозаглянет в эти комнаты, из спальни шезлонга не видно.

Вальмар молча кивнул, а Макс взглянул на Ариану сблагодарностью. Вокруг глаз у него залегли усталые морщинки. Вальмар еще развзглянул на друга, кивнул ему, и вместе с дочерью они вышли из кабинета. ФонГотхард надеялся, что до следующей ночи сумеет раздобыть для Макса новыедокументы.

Они с дочерью расстались без слов, каждый отправился спать ксебе. Ариана долго не могла уснуть, думая о Максе и об опасном путешествии,которое ему предстояло совершить. Еще она вспоминала Сару, маленькую, худенькуюженщину с темными смеющимися глазами. Сара вечно рассказывала всякие смешныеистории, к Ариане она всегда была очень добра. Казалось, с тех пор миновалацелая вечность. Ариана часто думала о Саре в последние три года, гадала, кудаувезли ее и детей. Теперь наконец все стало ясно.

О том же самом думал и Макс Томас, лежа под атласнымпокрывалом в комнате женщины, которую видел всего один раз в жизни. Она быланеобычайно хороша собой, с чудесными золотистыми волосами. Более прекраснойженщины он не встречал. А вскоре после этого она умерла. Говорили, что отгриппа. Но Макс догадался, что умерла она вовсе не от болезни. Недаром ончувствовал в последние годы странную близость к Вальмару. Безошибочное чутьеподсказывало ему, что фон Готхард тоже пострадал от нацистов. Подобная мысльказалась невероятной, но Макс знал, что не ошибается.

Сам фон Готхард тоже не спал. Он стоял возле окна и смотрелна освещенное лунным светом озеро, однако видел перед собой не ночные воды, апрекрасное, сияющее улыбкой лицо Кассандры. Он страстно любил ее, в этой самойспальне они не раз мечтали о будущем. Теперь все здесь стало пустым,безжизненным, тусклым. Вальмару нелегко дался тот шаг через порог запертойкомнаты. И потом глаза Арианы были удивительно похожи на бездонные синие глазаее матери. Вальмар печально отвернулся от окна, разделся и лег в постель.

– Ну как, вы поговорили с ним? – шепотом спросила фрауКлеммер, встретившись с Арианой в прихожей.

– О чем? – удивилась девушка – голова у нее была занятасовсем другим.

– Как о чем? О комнатах вашей матери.

«Какая странная девочка, – подумала фрауКлеммер. – Такая рассеянная, такая отстраненная. Неужели она забыла? Вэтих синих глазах явно есть что-то загадочное…»

– Ах да… То есть нет, он не согласился.

– И рассердился, да?

– Нет, не рассердился. Но ответил решительным отказом.Придется мне пока пожить у себя, как прежде.

– А может быть, проявить настойчивость? Господин фон Готхардподумает-подумает, да, глядишь, и согласится.

Ариана решительно покачала головой:

– Нет, у него и так достаточно забот.

Экономка пожала плечами и пошла дальше. Девочку понятьтрудно, думала она, но ведь и мать ее была особой престранной.

Когда Ариана утром уходила в гимназию, отца дома уже не было– он уехал в банк на своем «роллс-ройсе». Больше всего Ариана хотела быпровести весь день дома, с Максом, но Вальмар сказал, что она должна вести себяточь-в-точь как в обычные дни. Иначе это может вызвать подозрения. Вальмар самзапер покои Кассандры на ключ.

Уроки тянулись томительно долго, Ариана думала о Максе,беспокоилась за него. Бедняга, как это, должно быть, странно – сидеть взапертив чужом доме.

В конце концов наступило время возвращаться домой. Ариананеторопливым шагом пересекла прихожую, поздоровалась с Бертольдом, поднялась полестнице к себе на третий этаж. Анна хотела подать чай, но девушка отказалась –сказала, что хочет заняться прической. Минут через пятнадцать она осторожноспустилась на второй этаж. Вынула из кармана ключ, который два дня назад взялау фрау Клеммер, повернула его в замке.

Дверь бесшумно распахнулась. Ариана проскользнула внутрь,быстро пересекла спальню и на пороге кабинета столкнулась с усталым и небритым,но улыбающимся Максом.

– Здравствуйте, – прошептала она.

Макс улыбнулся и предложил ей присесть.

– Вы ели?

Он покачал головой.

– Так я и думала. Вот, держите. – Ариана достала изкармана юбки бутерброд. – Попозже принесу вам молока.

Утром, перед уходом в гимназию, она оставила ему ведерко сводой. Воду в ванной лучше было не включать. После стольких лет бездействиятрубы наверняка проржавели и будут гудеть, слуги сразу догадаются, что вкомнатах хозяйки кто-то есть.

– С вами все в порядке? – спросила Ариана.

– Все отлично, – ответил Макс с набитым ртом. –Вам не следовало утруждать себя. Но я рад, что вы это сделали, – добавилон с улыбкой.

Сегодня Макс выглядел помолодевшим, словно сбросил с плечгоды тревог и волнений. Вид у него, правда, все равно был усталый, а на щекахпроступила щетина, но выражение страдания, так поразившее накануне Ариану,исчезло.

– Как прошли уроки?

– Ужасно. Я все время думала только о вас.

– Ну и зря. Мне здесь было хорошо.

Макс Томас провел в тайнике всего несколько часов, но у негоуже было такое ощущение, будто он отрезан от всего мира. Ему не хватало шумаавтобусов, телефонных звонков, знакомых стен рабочего кабинета, даже грохотакованых сапог по мостовой. Отсюда все это казалось бесконечно далеким. Макссловно попал в другой мир – поблекший, полузабытый мир розового шелка и атласа,принадлежавший женщине, которой давно уже нет на свете. Ариана и Максоглядывали комнату с одним и тем же чувством.

– А какая она была… ваша мать? – спросил он.

Ариана пожала плечами:

– Я сама толком не знаю. Она умерла, когда мне было девятьлет, да и до этого виделись мы нечасто.

Она вспомнила, как они с Герхардом стояли под дождем накладбище, крепко вцепившись в руки отца.

– Она была очень красивая. Больше я ничего о ней не помню.

– Да, она была невероятно хороша собой. Я видел ее один раз.Мне показалось, что ваша мать – самая прекрасная женщина на свете.

Ариана кивнула.

– Она поднималась к нам в детскую, вся благоухая духами, ввечерних нарядах. Ее платья восхитительно шуршали шелком, бархатом и атласом.Мама всегда казалась мне таинственной и загадочной. Наверно, такой она для меняи останется.