Конечно, она ему нравилась, эта девица. Вся, целиком, оточень коротких, стильно подстриженных волос до маленьких ступней, обутых втрогательные дешевые ботиночки. У нее была изумительная фигура — не худая, но ине слишком полная, как раз такая, о которой можно сказать — «совершенствоформ». Бестелесных созданий, состоящих из острых углов, ребер, локтей ижеребячьих выпуклых коленок, Филипп не любил, красоты их не понимал, вресторанах с ними скучал и никогда не мог взять в толк, чем хороша талия,которую можно обхватить двумя пальцами, и кому это может доставитьудовольствие.

Итак, тело как раз было привлекательным. Филипп не безудовольствия думал, что целый год это тело будет в его личном пользовании. НоАлександра Потапова, его будущая жена, состояла не только из тела…

Зачем ему громадный, грязный, тяжелый мешок ее проблем? Неуспеет он и глазом моргнуть, как ему придется помогать ей тащить его, или онничего не понимает в жизни.

Именно такие женщины, как Александра, и умеют подобратьсясовсем близко, так что очень скоро и не различишь — где одна душа и где другаяи когда они начинают сливаться воедино. Именно такие женщины и могут современем стать необходимыми, как воздух и вода, да простится ему банальностьэтого сравнения. Именно они, а не волшебные создания с ангельскими голосамипо-настоящему опасны: с ними очень легко привыкнуть к мысли, что жизнь ивправду можно с кем-нибудь разделить, и тогда одиночество тебе не грозит…

Все это так, но решение принято, и менять его он несобирается. Он женится в Москве на неизвестной сумасшедшей только для того,чтобы отвязаться от ангела и его семейства. И только.

И все-таки — позвонить или нет, и если позвонить, то чтосказать?

Филипп покосился на телефонную трубку и, тяжело вздыхая —будто старик, обремененный годами, — отправился на кухню варить кофе.

Насыпав в турку четыре ложки кофе, он неожиданно вспомнилзловещее обещание начинающей Марии Медичи: отравить его при случае. Очевидно,он и впрямь вывел ее из себя, раз она не только не сумела скрыть обиду, но ещеи вслух пожелала ему смерти. Это было серьезным нарушением все того женеписаного свода правил, которому беспрекословно подчинялись все без исключенияангелы, их друзья и подруги, родственники и знакомые. Маленькая дурочка,решившая, что уж от нее-то он не уйдет.

Вновь поднялось острое, как игла, чувство недовольствасобой.

Не так нужно было поступить, не так. Следовало хотя быпоговорить по-человечески. Но — Пресвятая Дева! — как он ненавидел подобногорода объяснения и разговоры, как не любил — и не желал — углубляться влабиринты высоких душевных терзаний, предаваться которым обожают женщины!

Нет уж, пусть все остается как есть. Со своимвзбунтовавшимся чувством вины он как-нибудь справится, главное, обошлось бездлительных и многотрудных объяснений.

Задумавшись, Филипп чуть было не проворонил кофе.

Телефон зазвонил, когда он с цирковой ловкостью, буквально впоследнюю секунду, схватил турку с огня. Чертыхнувшись, Филипп осторожнопристроил кофе на край невиданного доисторического сооружения, котороеименовалось почему-то плитой, и, отыскав в углу дивана трубку, нажал кнопку.

— Алло!

— Привет, — сказал холодный мужской голос совсем близко.

— Привет, — ответил Филипп и присел на край дивана. Этогозвонка он не ожидал.

— Может, ты объяснишь мне, что происходит? — Голосокончательно заледенел. Филиппу казалось, что из трубки прямо ему в ухо дуетхолодный северный ветер.

— Что я должен объяснить? — спросил он, помедлив.

— Ты что, в самом деле собрался жениться? Или простопридумал себе новую игру?

— Почему это тебя интересует? — полюбопытствовал Филипп,против воли начиная говорить обычным в разговорах с этим человекомотстраненно-равнодушным тоном, ненавистным им обоим. — И как ты об этом узнал?

— К несчастью, я твой сын, и потому меня это интересует.Давай лучше не будем задерживать друг друга. Мне, как и тебе, эти разговоры недоставляют никакого удовольствия…

Поборов искушение отключить телефон, Филипп Бовэ с силойпотер затылок.

Это была его пожизненная каторга, наказание за грехи, и небыло на свете ничего хуже этого наказания…

— Хорошо, давай поговорим, — согласился он.

Они разговаривали, наверное, минуты три. Потом Филипп долгопил кофе, грея о большую кружку озябшие руки. Он думал свои тяжелые, какжернова, думы и совсем забыл, что собирался позвонить Александре.

Андрей Победоносцев сидел за громадным, красного деревастолом в кабинете продюсера общественно-политического вещания первого канала,ожидая, когда Илья — так запросто он называл теперь этого великого человека —закончит разговор по телефону.

Кабинет был шикарный, только что евроотремонтированный, иочень напоминал хозяина.

Вообще Андрей придерживался теории, что кабинеты гораздобольше похожи на своих хозяев, чем, например, автомобили или собаки. Про собакему рассказывала бывшая жена. У нее была какая-то очередная слюнявая мечта:когда у них появятся дети, они купят им здорового доброго пса, и он будеткатать их зимой на санках.

Вот, черт побери, запомнилась же ему эта глупость и до сихпор лезет в голову, хотя в его голове не может и не должно быть места ни длякаких глупостей. Андрей даже опасливо глянул на великого человека,развалившегося в кресле по ту сторону громадного стола, как будто он могподслушать крамольные Андреевы мысли. Но великий человек многозначительно кивали иногда одобрительно похохатывал в трубку, не обращая внимания на Андрея.

Андрей поправил безупречную складку на брюках и переложилслева направо тяжелую кожаную папку, с которой никогда теперь не расставался.

Викин подарок.

Илья Цветков позвонил ему сегодня утром на мобильный ипредложил встретиться после обеда. Позвонил сам, даже не через секретаршу. Этобыла неслыханная и невиданная милость, о которой Андрей еще месяц назад не смели мечтать.

— Ну и что? — потягиваясь среди алых шелковых простыней,спросила Вика, когда, совершенно ошеломленный, он положил трубку и сказал ей,кто звонил. — Поду-умаешь! Привыкай, дорогой. Теперь они будут с тобой считаться.

— Почему? — тупо спросил Андрей.

— Потому, что ты теперь со мной, — нараспев произнесла Викаи, перекатившись на необъятной кровати, игриво ущипнула его за живот. Ему былобольно, но он стерпел. — Потому, что теперь они все будут делать то, что нужнотебе, понимаешь? Ты думаешь, этот Цветков, который в АПН три рубля зарплатыполучал, не дорожит своим местом, где ему со всех сторон текут в карманы ручьитвердоконвертируемой валюты? А вывел его в люди мой папанька,облагодетельствовал, можно сказать. Так что привыкай, Андрей Николаич. Не всемтак везет, как тебе…