назвали, постарались распространить свое «учение» во всех школах города, и небольшая часть либерально настроенных родителей возмутились настолько, что принялись звонить на местную радиостанцию. Тогда-то и выяснилось, что такие выступления проспонсированы «Детьми Бригитты». Мы почти гордимся собой – тем, что догадались первыми.

Разумеется, на защиту «Братьев целомудрия» отправляют Аарона. Старый радиоведущий, явно читая с листа бумаги, медленно произносит:

– Аарон, говорят, что представители вашей организации рассказывают школьницам о том, что контрацептивы опасны и что презервативы – как профилактическое средство – не работают.

– Исследования препаратов говорят сами за себя, – бойко отвечает Аарон. – Об этом вам скажет любая взрослая женщина. О том, что таблетки приводят к увеличению веса, вызывают перепады настроения и нерегулярные кровотечения. А официальная медицина игнорирует это. Но обещаю, лет через двадцать мы будем вспоминать об этом примерно так же, как и об опиоидном кризисе.

Ведущего утренней программы, очевидно, настолько шокируют слова «нерегулярные кровотечения», что он заходится в кашле, чем пользуется Аарон, меняя тему.

– Конечно, больше всего нас заботит то, как молодые юноши и девушки общаются друг с другом онлайн, как они воспринимают друг друга. Порнификация нашего общества совершенно размыла все традиционные представления об отношениях полов.

– Эм-м, ну да, – соглашается ведущий. – Интернет. Ужасная вещь. И куда подевались старые добрые журналы, которые случайно находили в кустах?

– Наша цель – показать, что существует единственный безопасный секс, – продолжает Аарон. – Это то, что происходит между мужчиной и женщиной, состоящими в законном браке.

Из моих рук падает тост, и на него тут же набрасывается Туту.

– Мам, ты можешь выключить? – спрашиваю я, нахмурившись.

– Радио? – поднимает она голову. – Ну ладно. А в чем дело?

– Ни в чем. Просто… этот человек…

– Ужасный, правда? В последнее время его часто приглашают. Это у них такое представление о «взвешенных дебатах». С одной стороны, ученый, а с другой – полный придурок. Чему он вообще может научить молодежь?

– Мам, ты совершенно не представляешь, кто это. Он искренне верит в то, что Бог ненавидит геев и лесбиянок.

– Ну что ж. Тем хуже для него.

Похоже, мои слова ее совершенно не встревожили.

– Но он обладает влиянием, мам, – настаиваю я. – И он прибегает к жестоким методам.

– Мэйв, – вздыхает мама. – Ты же понимаешь, что невозможно воспитать дочь-лесбиянку, не имея ни малейшего представления о том, что в мире существуют жестокие и опасные идиоты.

– Значит, ты признаешь, что он опасный идиот.

– Я его не знаю, но если ты так говоришь, то ты права. Но… такие люди будут всегда. Когда Джо была в твоем возрасте, я часто просыпалась по ночам от мыслей про них. Когда в феврале они с Саррой пришли в крови, я подумала… – Она слегка массирует виски и закрывает глаза. – Не помню, о чем именно я подумала, но мне стало легче, когда я постаралась пожалеть этих опасных идиотов. Представить, как мало их любили или вовсе не любили. Наверное, я попыталась понять их.

Я открываю рот в знак протеста, но она не дает сказать мне ни слова.

– Заметь, я сказала «понять», – говорит она, поднимая указательный палец. – Я не сказала «полюбить». Не сказала «согласиться с ними». Но если ты хочешь изменить чье-то мышление, то тебе нужно знать, как они думают и почему они так думают.

Я понимаю, что она пытается донести до меня, но трудно воспринимать ее слова серьезно, когда она не знает, на что способен Аарон. Даже я не знаю, на что он способен, но я знаю, что он жил со своими способностями дольше любого из нас. Я не знаю, какой еще козырь припрятан у него в рукаве и что есть в запасе у ДБ.

– Иди, а то опоздаешь на автобус, – говорит мама.

Всю дорогу до школы я держу на коленях раскрытые учебники. Сегодня нам предстоит пройти тесты, которые разделят нас на две группы, и я пытаюсь впихнуть в голову как можно больше информации.

Когда я захожу, Фиона с Лили уже в нашем классе. Точнее, в той комнате, которая будет нашим классом по крайней мере до конца учебного дня.

Входит мисс Харрис. По классу проносится настороженный шепот.

– Итак, девочки, сядьте по одной.

Все рассаживаются – теперь, когда нас стало меньше, чем в прошлом году, сделать это можно без труда. Мисс Харрис раздает листы для тестов. Поначалу все идет неплохо. Первой мы должны сдать историю. Мне нужно написать три небольших сочинения на три темы из предложенных пяти. Первые две я выбираю сразу же: «Причины и последствия революции в России» и «Какие события привели к движению по защите гражданских прав в Америке?».

«Я справлюсь», – мысленно повторяю я себе. Все хорошо. Эссе на первую тему я заканчиваю за полчаса, но работая над второй – о движении за гражданские права в Америке – раздумываю о том, что не имею ни малейшего представления о том, что буду писать дальше. Выбор у меня между историей профсоюзов, о которых я ничего не знаю, и Северной Ирландией. Северная Ирландия – трудная тема, потому что это недавняя история, в которой много дат, много всяких стычек, терактов и различных трактовок разных сторон. Тем не менее я выбираю второй вариант, надеясь как-нибудь выкрутиться.

«Борьба за мир в Северной Ирландии имеет долгую и сложную историю», – начинаю я.

И на этом останавливаюсь. Это все, что у меня получается. Я отчаянно пытаюсь найти у себя в памяти хотя бы какие-то более конкретные сведения, но как будто уставилась на пустой экран. Я закрываю глаза и стараюсь вспомнить, что говорили про Северную Ирландию мои родители.

Сосредоточься, Мэйв. Сконцентрируйся. Это ведь то, что происходило незадолго до твоего рождения. Ты же должна была слышать хотя бы что-то, хотя бы какие-то отрывки сведений.

Но чем больше я пытаюсь сосредоточиться, тем сильнее отвлекаюсь. За лето я научилась переходить в режим телепатии всякий раз при сильной концентрации и теперь почти интуитивно стараюсь нащупать знакомые мне огни. Нахожу яркую, горящую оранжевым звезду Фионы.

«С 1950-х годов, когда все больше учеников-католиков стали посещать учебные заведения третьего уровня, среди них росли требования независимости, но до конца 1960-х это движение носило ненасильственный характер…»

О боже. Она знает все. Фиона знает все.

Я говорю себе, что позаимствую лишь пару дат для начала. То, что запустит процесс в моей собственной памяти. Но теперь, когда я настроилась на частоту Фионы, я не могу отключиться от нее. Это как надоедливая песня, которую никак не выбросить из головы. Я начинаю писать, стараясь перефразировать предложения так, чтобы звучали не совсем похоже на ее