Тут мы с Константином Сергеевичем крепко сцепились взглядами и несколько секунд таращились друг на друга, как два гипнотизера-дуэлянта. Потом Таганцев многозначительно произнес:

– Следствию все ясно! А суду?

– Это «бьютики» науськали Сушкину на «эстетов»? – смекнула я. – Погнали волну, чтобы потопить преуспевающих конкурентов? Вообще, да, очень на то похоже: телеканалы, если бы их не зарядили деньгами, вряд ли стали бы так раскручивать эту историю, Сушкина не такая уж звезда…

– Вот! – Таганцев поднял палец. Указательный, а не средний, но близорукая бабушка Скворцова все равно забурчала, что «ходють тут всякие, а потом у нас дети малые плохому учатся». – Так что грязное это дельце, Елена Владимировна, и ты крепко подумай, хочешь ли в нем светиться.

– Подумаю, – пообещала я.

– Ну, тогда я пошел. – Таганцев пружинисто спрыгнул со своего деревянного коня.

– Подожди, – остановила его я. – Слушай, Константин Сергеевич, если ты не очень спешишь, может, зайдешь на чай?

– Так я это… – Бравый опер заволновался и покраснел.

– Ты что подумал, развратник? – Я строго погрозила ему пальчиком (а бабушка в окошке с готовностью забубнила: «Ишь, чаво удумал, охальник! Ходють тут всякие, а у нас потом матери-одиночки живут!»). – Я тебя приглашаю не как кавалера на тет-а-тет, а как наглядное пособие на показательный урок! Моя Сашка, дурочка малолетняя, вбила себе в голову, что ей срочно нужно сделать пластическую операцию. Пусть посмотрит, к чему это приводит, если ей тетиного примера недостаточно.

– А-а-а… А чаю-то дашь?

– А как же! Чаю дам, причем с сахаром, – согласилась я, вставая с лавочки. – Идем, только не пугайся, там у нас уже есть одно наглядное пособие, тоже клинический случай, в смысле совсем недавно из клиники…

– Наталья Владимировна, да? – Константин Сергеевич перестал кукситься и приосанился.

Он знаком с моей сестрицей и всегда рад с ней повидаться.

Хотя Натка, наверное, будет огорчена, что симпатичный мужчина увидит ее не в кондиции…

Ну и ладно, не упускать же воспитательный момент!

Но я все-таки проявила деликатность и не стала открывать дверь своим ключом – дала Натке приготовиться к приему гостя. Нажав на кнопочку звонка, еще и покричала:

– Кто дома, открывайте, я гостя привела! За дверью что-то упало, послышался топот – он сначала приблизился, потом удалился и через минуту снова приблизился. Из замочной скважины прилетел запрос на дополнительную информацию:

– Какого еще гостя?

– К нам прибыл лейтенант Таганцев! – доложила я.

– Ох, мать! – донеслось из-за двери.

Топот опять удалился – теперь на повышенной скорости.

– Слышу, Наталья Владимировна в хорошей спортивной форме, – заполняя вынужденную паузу, отметил галантный опер.

– В целом да, но вот в частности… Не удивляйся, если она выйдет к нам в защитной маске фехтовальщика.

– Фехтование – это круто! – одобрил Таганцев. – У меня есть один знакомый саблист – просто незаменимый товарищ, душа компании. Он, если надо, клинком и бутылку откроет, и колбасу порубит…

– Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Константин Сергеевич! – распахивая дверь, пропела сестрица моя, Наталья Владимировна.

Я почти угадала – сегодня ее лицо было спрятано за мелкой темной сеткой. Только это была не маска фехтовальщика – откуда бы? в нашей-то компании саблисты не водятся, – а подобие вуали.

– Изящно, стильно, благородно, – оценила я, проходя в прихожую мимо сестры, застывшей у дверного проема в выигрышной позе – полубоком. – Мастерица ты наша…

Наткина вуалетка явно была рукодельной, спроворенной наскоро и без затей: полоса темной сетчатой ткани по широкому краю присборена на живую нитку, получившееся подобие дырявого ведерка надето на голову и закреплено там шпильками с жемчужными головками.

Помимо вуалетки, на любезной Наталье Владимировне было слегка помятое, но красивое платье с глубоким вырезом, длиной в пол.

То есть отправляясь ко мне, чтобы тут залечь на дно, вся такая несчастная сестрица не забыла сунуть в чемодан вечернее платье! Вот это, я понимаю, оптимизм!

Таганцев при виде прекрасной Натки в праздничном убранстве замер, опасно балансируя на пороге: он уже поднял ногу, но забыл шагнуть.

Я потянула его за руку и подбодрила:

– Смелее, Константин Сергеевич, ты же видишь, у нас тут все запросто, по-домашнему…

– Позвольте, – Натка приняла у Таганцева его бейсболку, не глядя определила ее на вешалку, бесцеремонно указала на броское налобное украшение гостя и хихикнула: – Что, Костя, ждете открытия третьего глаза?

– Ты записывай, Таганцев, это тебе уже четвертая версия, – посоветовала я, увлекая смущенного гостя на кухню.

– Ой, здрасьте, дядь Костя! – приветствовала его Сашка из-за стола.

В одной руке у нее была чашка, в другой – надкусанный бублик. На меня она даже не смотрела – разобиделась на вчерашний отказ дать ей денег на избавление от ненавистных щек.

– Дядь Костя, а что с лицом?

На сей раз явно имелось в виду не ее собственное лицо. Сашка с хищным интересом уставилась на вспученный лоб Таганцева.

Лейтенант посмотрел на меня.

Я кивнула – мол, пора, начинай.

– Хотел убрать морщинку между бровями, – сказал он и страдальчески вздохнул, откровенно переигрывая. – Пошел в клинику, на эту, как ее? Мазо… Музо… А, мезотерапию!

Сашка недоверчиво хлюпнула чаем. Таганцев и мезотерапия не очень-то сочетались.

– Сделал две процедуры, – задушевно продолжил лейтенант. – После первой морщинка почти разгладилась, а после второй образовалось вот это…

Он потыкал пальцем в свою шишку, опять посмотрел на меня, по выражению моего лица понял, что я не удовлетворена показательным уроком, и закончил пафосно, с большим чувством:

– И так будет с каждым, кто поступит так же глупо, как я!

– Его пример другим наука! – фыркнула ничуть не устрашенная Сашка, дожевывая свой бублик.

Смотри-ка, не зря я ее заставила прочитать «Евгения Онегина», что-то в голове осталось…

– Можем предложить вам чаю, Константин Сергеевич. – Шурша шелками, в малометражную кухню протиснулась Натка.

– И вуаль, – проворчала я, зацепившись взглядом за неровно обрезанный край тюлевой занавески на окне. – Мы вполне можем предложить Константину Сергеевичу вуаль, эта занавеска все еще немного длинновата…

– Не надо мне вуаль! – наигранно испугался Таганцев.

– Не надо, – согласилась с ним Натка. – Мне, конечно, не жалко…

– Еще бы, занавеска-то не твоя, – желчно пробормотала я.