Ирония в том, что, хотя простых любителей, гарантирующих дальнейшее существование спорта, становится всё меньше, сами бои сверчков сейчас переживают в Китае возрождение. Правда, среди молодежи гораздо популярнее компьютерные игры и японские манга, но среди старшего поколения бои сверчков в фаворе. И всё же это хрупкое возрождение, и мало кто из любителей ему рад. Пусть даже рынки сверчков процветают, пусть даже культурные мероприятия набирают обороты, а игровых салонов становится всё больше, многие говорят о сверчках с преждевременной ностальгией, с ощущением, что и это, как и многие другие черты повседневности, которые всего несколько лет назад казались совершенно обыденными, уже практически ушло в прошлое, унесено ветром – не впервые на памяти нынешних поколений – на свалку истории.

Мастер Фан достает с полки за своей спиной необычный горшок для сверчка и проводит пальцем по надписи, вытисненной на его поверхности. Начинает звучно декламировать, с расстановкой, с драматизмом классической оратории. Вот Пять Добродетелей, объявляет он, пять качеств человека, имеющиеся у лучших бойцовых сверчков, пять добродетелей, которые роднят сверчка и человека.

Первая Добродетель: когда придет время петь, он будет петь. Это надежность (синь).

Вторая Добродетель: повстречавшись с врагом, он без колебаний бросится в бой. Это храбрость (юн).

Третья Добродетель: даже тяжелораненый, он не сдается. Это преданность (чжун).

Четвертая Добродетель: потерпев поражение, он не будет петь. Он знает, что такое стыд (чжи чи).

Пятая Добродетель: когда ему станет холодно, он вернется в свой дом. Он мудр и смиряется с фактами, обусловленными его положением (ши ши у) [101].

На своих хрупких спинах сверчки несут груз прошлого. Чжун — не просто преданность, а преданность императору, готовность отдать за него жизнь, не уклоняясь от своего высшего долга.

Юн — не просто храбрость, а тоже готовность пожертвовать своей жизнью, причем охотно.

Это не просто старинные добродетели, а разметка нравственного компаса, кодекс чести. Как скажет вам всякий, эти сверчки – «воины», а те из них, кто побеждает в чемпионатах, – «генералы».

Надпись на горшке Мастера Фана – цитата из текста, который для любителей сверчков, безусловно, бесценен, – «Книги сверчков» (Cù zhï jïng) XIII века, написанной Цзя Сыдао (1213–1275) [102]. Цзя не был рядовым любителем: его доселе помнят как «министра сверчков» императорского Китая, главного министра – подлинного сибарита – на закате южной династии Сун, человека, который так увлекся своими сверчками, что государство прозябало в небрежении, разорилось, погибло, подпало под власть монгольских захватчиков. Вот что поведал его официальный биограф:

«Когда стало ясно, что осада города Сянъян неизбежна, Цзя Сыдао сидел, как обычно, на холме Ко, занимаясь строительством домов и пагод. И, как всегда, он привечал самых красивых куртизанок, уличных девок и буддистских монахинь, чтобы те любили его за деньги, как всегда, он предавался своим обычным увеселениям. Только старые игроки-бандиты, которым хотелось поиграть, подступались к нему; больше никто не осмеливался даже заглядывать в его резиденцию.

Он сидел на земле на корточках, окруженный наложницами, и предавался боям сверчков» [103].

Историк Сюн Пин-Чэнг отмечает: что бы ни говорил этот инцидент о чувстве ответственности и личной добродетели Цзя, эта сценка характеризует его как человека, чьи неисправимые недостатки, по крайней мере, чисто человеческие, в чьей страсти к сверчкам есть некая демократичная упертость. С того момента Цзя «был провозглашен в Китае божеством азартных игр, – пишет Сюн Пин-Чэнг. – Столетиями его имя украшало обложки всех книг о сверчках, как бы вы ни назвали эти книги: собраниями, историями, словарями, энциклопедиями, – литературу об отлове, содержании, разведении, боях и, конечно, ставках на бои сверчков» [104].

Этих сверчков окружает крайне двусмысленный ореол – даже в этой отдельно взятой истории. Столько всего сплелось: печальная повесть, в которой сверчки – лишь еще один символ феодального упадка, противоположность социалистической современности и готовая аналогия текущих несправедливостей; предостережение, без обиняков указывающее, как помешательство на боях сверчков действует на нравственность индивида и общества; чарующая история, где проблема желания – вечно сопряженная с угрозой пагубного пристрастия или другого расстройства – неотделима от волшебной силы сверчков, от чар, которыми они опутывают главного человека в империи, чар, которые одновременно увлекают и порабощают. А если вернуться с небес на землю, эта история – отражение культуры в самом упрощенном смысле, которая проходит сквозь века, доказывая важную социальную роль сверчков в истории: они были подлинными вершителями судеб.

И, если бы этого еще было недостаточно для одного человека (у которого, естественно, была и другая общественная роль – весьма значительного политика), есть «Книга сверчков», подлинный фундамент науки о сверчках, тот неуказываемый источник, на который опираются все: Мастер Фан, господин У, Начальник Сунь, когда говорят мне, что культура работы со сверчками – это сюэ вэнь хэнь шэн, очень глубокое знание, которое пришло к нам напрямую из древних книг. Мы можем выразить это на другом языке – попросту сказать, что «Книга сверчков» Цзя Сыдао – это не только самое раннее из существующих руководств для любителей сверчков, но и, возможно, первая в мире книга по энтомологии [105].

В письменных источниках зафиксировано, что бои сверчков устраивались в Китае уже при династии Тан (618–907). Но только когда появилась «Книга сверчков» Цзя – кладезь детальных познаний о насекомых, мы можем быть уверены, что выращивание сверчков и бои между ними сделались широко распространенным и изощренным развлечением. Собственно, за триста лет, которые отделяют южную династию Сун – времена Цзя – от среднего периода династии Мин, развивается организованный рынок сверчков и всего, что с ними связано [106]. В пору своего величайшего расцвета – при династии Цинь (1644–1911) – этот рынок объединил город с деревней в области коммерции и культуры, а также поощрил производство поразительно красивых принадлежностей и клеток [107]. Роль бойцов затмила более древнюю роль сверчков как «певцов-компаньонов»; появилась разветвленная сеть игорных домов, где были квалифицированные сотрудники и сложные правила; государство энергично, но в основном малоэффективно пыталось запретить бои, а люди всех возрастов – словно повинуясь экстравагантным желаниям Цзя – вовлеклись в деятельность, которая была доступна всем общественным слоям и в течение нескольких столетий пользовалась подлинной популярностью, что четко видно по картинам и стихам, а также по классическим рассказам типа «Сверчка» Пу Сунлина – знаменитой истории о гнете бюрократии и таинственных превращениях, истории глубокой, тонкой и сатирической, известной всем моим шанхайским знакомым; сам я отыскал ее на лотке букиниста в виде изящно нарисованного комикса начала восьмидесятых годов ХХ века (форма комиксов когда-то была в Китае не менее популярна, чем сегодня в Японии и Мексике) [108].