Я сделал шаг вперед, не спуская глаз с ковролиновго стража лестницы. На мой всего лишь один-единственный шаг проклятая дорожка немедленно и очень бурно среагировала, вытянувшись в высоту сразу на целый метр! То есть легко и без усилий перевела целый метр своего тела, (хоть и язык не поворачивается употреблять это слов по отношению к ковровой дорожке, но иначе не скажешь) лежавшего на ступеньках в горизонтальном положении в положение вертикальное. Волна отвратительно смотревшейся дрожжи пробежала по всей длине дорожки, щедро стряхивая с нее клубы пыли, роившейся под светом синих ламп подобно мелкой надоедливой болотной мошкаре. В следующий миг произошло то, чего я подсознательно ожидал и боялся, но во что упрямо не желал верить. Ковролиновая дорожка, свернувшись тугой пружиной, совершила молниеносный выпад-прыжок в мою сторону.

Я успел выпустить две пули, что, вероятно, и спасло мне жизнь. Даже я, кажется, услышал сочное жадное чмоканье, с каким обе пули впились в огромное выгнувшееся зловещей дугой тело ковролинового питона, бросившегося на меня с определенной целью – целью убить. Попавшие в чудовище пистолетные пули, заставили его невольно изменить траекторию полета, и оно задело меня лишь краешком по правой части головы. Но и этого мимолетного касания оказалось вполне достаточно – я отлетел метра на три, на секунду-другую потеряв сознание, и пребольно ударившись затылком о кафельный пол. Пистолет во время падения вылетел из руки и со звоном покатился по кафелю.

Громко чертыхаясь и проклиная всё и вся, я медленно сел на полу и отчаянно затряс головой, раскалывавшейся от страшной боли, пытаясь разогнать ослепительные белые звездочки, плясавшие перед глазами в бешеном танце и из-за которых я никак не мог разглядеть, что творится теперь в вестибюле. Я представил, как раненая мною тварь, прилагая максимум усилий, ползет по полу ко мне, чтобы схватить и задушить железной хваткой, и, не выдержав, закричал:

– Помогите, народ!!!

Не получилось даже эха, вопль мой прозвучал затравленно и жалко, и никто не ответил мне. Белые звездочки мало-помалу разлетелись обратно в мир неожиданных головных болей и сотрясений мозга – я получил возможность ясно видеть, что творится вокруг меня, хотя лицо и продолжало кривиться от боли, и упрямо не проходило онеменение правой его половины.

Посмотрев на конвульсивно дергавшуюся ковролиновую дорожку, я понял, что тяжело, а может быть, даже смертельно ранил её, и путь мой наверх свободен. Я нашёл в себе силы сначала встать на четвереньки, доползти до валявшегося неподалеку пистолета, твердо взять спасшее мне жизнь оружие в правую руку, затем подняться на ноги и неверной шаткой походкой направиться к лестнице.

Ковролиновый питон яростно изогнулся и сумел сдвинуться с места по направлению ко мне метра на полтора. Я, не раздумывая, всадил еще одну пулю в ворочавшегося у моих ног монстра, и там, куда она все с тем же жадным чмоканьем попала, взметнулся в воздух фонтанчик какой-то бледной жидкости, обрамленный бахромой из синей пыли. Чудовище пару раз конвульсивно содрогнулось и неподвижно замерло. Чтобы не сойти с ума, я постарался больше не думать о нем, а сосредоточить работу мысли на предстоящем пути к реанимационной палате, где должна была лежать Рада.

Кстати, я, разумеется, ничуть не расслабился после победы над ковролиновой дорожкой и каждую секунду ждал нового нападения, особенно меня пугали грязные половые тряпки. И поэтому я всё так же крепко-накрепко сжимал пистолет и, насколько позволяла слабо утихавшая головная боль, бросал внимательные взгляды по сторонам. Достигнув второго этажа, я остановился и внимательно посмотрел в оба конца длинного коридора, залитого точно таким же неярким синеватым светом, что и первый этаж. Лишь на столиках дежурных медсестер горели привычные глазу ярко-желтые лампочки, прикрытые металлическими абажурами. Самих вот, правда, медсестер не было видно.

Да и по-прежнему я никого не слышал – после короткого боя внизу среди колонн и пальм вестибюля во всем огромном здании больницы царила полная тишина, пугающая своей кажущейся первозданностью. Блестевший синеватым отливом линолеум, покрывавший пол коридора, казался мне поверхностью холодной воды того самого легендарного Стикса, чье наименование носила организация, полномочным сотрудником которой я отныне являлся. Тяжелое предчувствие сжало мне сердце, я почти не сомневался в том, что больницу, персонал и пациентов, включая мою жену, постигла какая-то ужасная катастрофа, и никого из них не осталось в живых. Их, самое плохое, как я убеждался, по мере продвижения на четвертый этаж, просто не осталось. Исчезли даже трупы.

Я медленно стал подниматься дальше, левой рукой держась за широкие деревянные перила, а правой по-прежнему крепко продолжал сжимать теплую рубчатую рукоятку «ПМ». Пистолет придавал мне немалый заряд уверенности в начавшейся смертельно опасной экспедиции по ночной больнице. Под ноги я не глядел больше с опаской: ковролиновой дорожкой был застлан только один лестничный пролет, ведущий из вестибюля на площадку второго этажа. Сейчас подошвы моих кроссовок ступали по голым ступенькам, отлитым из цемента и мраморной крошки.

На четвертом этаже, являвшимся целью моего путешествия, меня ждал сюрприз – сюрприз в виде растерянного мужского голоса, неожиданно раздавшегося совсем рядом за спиной, когда я уже свернул влево по пустынному коридору – туда, где находилась реанимационная палата, где лежала Рада.

– Молодой человек! – негромко позвал голос, заставивший меня резко остановиться. Повернувшись, я увидел, как медленно открылась дверь какого-то кабинета, и из-за нее осторожно выглянул пожилой седой мужчина в белом халате. Лицо мужчины украшали большие очки в старомодной роговой оправе, и синий свет ламп зажигал на выпуклых стеклах очков огоньки мертвенного оттенка, отчего взгляд мужчины казался крайне испуганным и потерянным.

– Слава Богу, что хоть кто-то остался целым! – с видимым облегчением произнес он и затем спросил: – Вы где прятались?

– Я не из больницы. Я – сотрудник спецподразделения ФСБ, ищу здесь свою жену, ее госпитализировали сегодня утром. Объясните, раз я так понял, что вы были свидетелем – что за чертовщина здесь приключилась?!

– Я зав. отделением интенсивной терапии, врач Бейша Несмарк, – он, прежде всего, официально представился, голос его перестал звучать растерянно, заметно окреп и приобрел спокойную деловую интонацию. – Катастрофа разразилась вначале одиннадцатого вечера. Ничего подобного я в жизни своей не видел и никогда представить не мог, что могу оказаться свидетелем подобного кошмара, дьявольской фантасмагории!..

– Простите, вы не могли бы рассказать мне о случившемся на ходу и проводить меня заодно к палате номер восемнадцать, именно в ней находится моя жена, Рада Червлённая, – прервал рассказ врача я, машинально взяв его под локоть, и, не церемонясь, увлекая вслед за собой по коридору. – Может быть, ей тоже удалось остаться в живых точно так же, как и вам.

– А там, внизу, мне как будто послышались выстрелы, – несколько невнятно и неопределенно произнёс доктор Несмарк, и я сразу понял – насколько сильно ему не захотелось делать каких-либо прогнозов по поводу физического состояния моей жены.