на него, к утру все пройдет.

— Как же ты его нашел?

— Не скажу. Это будет мой единственный секрет от тебя, ладно? Обещаешь не узнавать его у меня?

— Все, что хочешь, как ты скажешь. А ведь я тебе не верила, до последнего думала, что ты меня утешаешь, когда говоришь, что он выжил. Что же тогда произошло? Хорошо, что я тебя послушалась и не стала ничего менять в его спальне. Великая луна, какие глупости я говорю! Братик дома, живой!

Уткнулась мне в грудь своим носом. Не то ревет, не то силится поднять голову и поцеловать. Да только круглый живот мешает достать куда-то выше моей груди.

— Я малышку разбудила, слышишь, плачет. Зубик режется. Дедушка только ее убаюкал. Пойду, помогу. Адрианэль жив! И дома, — качает головой, уткнувшись в меня.

— Сейчас отнесу шурина в его постель, пусть спит, а я займусь дочерьми, ты отдохни. Дедушка укачает девочку, даже не беспокойся.

— Ты голодный?

— Как волк! — накрыл я желанные губы бархатным поцелуем.

Адрианэль качнулся и приоткрыл глаз.

— Не при нем, — мигом отстранилась жена.

— Папа? Ты откроешь запертую комнатку? — подняла на меня личико старшая из малышек, — и я смогу там все рассмотреть?

— Завтра. А сегодня будем ужинать и играть в лошадку. Прокачу обеих на своей спине вокруг дома.

— Этьен, соседи увидят!

— Накроешь нас куполом невидимости, только и всего. Два круга каждой на моей спине во второй ипостаси, я обещаю.

— Как скажешь, мой волк.

— Тише, дед идет в дом. Сама с ним объяснись, ладно? А то мне влетит за то, что малышку разбудил. И о том, что это твой брат, он тоже еще не знает.

Шерли

Ирлинг не ездит верхом, даже вовсе не умеет. Это потому, что верховая езда — мучение для животного. Зло! Лошадке будет тяжело гнуть под ним спину. Ну-ну. Лошадка хоть бы растрясла свой жирок под этим крылатым паршивцем и, уж точно, не заметила бы его веса. А вот нам было бы куда быстрее добираться, сидя верхом, чем в карете. Хоть бы ирлинг не сдох. Жует какую-то сушеную хрустящую гадость из пакета и запивает шипящей жидкостью из кувшина, сидя на крыше арендованной нами кареты. Внутрь он просто не влез — крылья застряли. Грегор честно пытался их как-то свернуть и впихнуть невольника внутрь головой вперед. Я помогала, как могла — тянула за руки с другой стороны. Ирэль орал, что мы помнем перья, и он задохнется, потому что в карете душно. Втолкнуть не вышло даже пинком. Хоть бы он в повороте никуда не свалился. Грегор не выпускает из руки кончика веревки, обмотанной вокруг ноги невольника, и с тоской смотрит то на обтянутый бархатом потолок нашей повозки, то в окно.

Прижал палец к губам, напрягся, высунул руку в окошко и с силой дернул ирлинга за кончик пера.

— АААА! — раздалось откуда-то с крыши.

— Не ври, если резко, то совсем не больно!

— Я облысею!!! АААА! Госпожа, сильно заметно?

— Меня по твоей милости вчера соседи чуть не убили! Весь сток был в твоих перьях! А Грегор возьмет всего-то десять!

— Те сами выпали, их было не жалко. А это маховые и еще не вываливаются.

— Уже только восемь, два я добыл. Шерли, я конечно, никогда не сомневался в твоей природной тупости, но зачем было так глупо терять ценный ресурс? Ты не могла положить в сток решеточку? И перья бы сохранила, и сток был бы цел.

— У меня ее нет, представляешь?

— Могла взять сито с кухни. Ради таких ингредиентов, знаешь, не жалко. А он часто моется?

— Каждый раз после того как выпадает в окно.

— Я не специально!

— А падает он…?

— За вчера около семи раз.

— Кхм. Может, не стоит разбрасываться не только ингредиентами, но и рабом? Вдруг прибьет кого-нибудь, пока падает.

— Я не специально падал! Ой, тут такие красивые цветочки кругом!

— Шерли, я помогу тебе его мыть. Все облинялые перья и пух — мои. Даже решеточку для стока куплю. Хочешь?

— Хочу. Только вчера этим занимался Адриан, — против воли я засопела.

— Да вытащим мы его, главное, пройти стену. Если пернатый нам не солгал, то прорвемся, даже не думай.

— А почему ты мне помогаешь?

— Не тебе, не обольщайся, Адриану. Лепешек эльфийских хочу, так давно их не ел.

Глава 13

Глава 13

Шерли

Карету отпустили, не доходя до стены километра. Грегор накинул на всех троих плотный морок. Ирлинг теперь чудится большой птицей, летящей над кронами редколесья. То поднимется выше, то спустится почти вровень с кустарником. Ну точно ворона. Морок держится хорошо, никто ничего со стороны не заметит. Грегору только все сложнее дается держать веревку.

— Его сносит куда-то все время. Я себе руку сжег, подержи, перчатку надену.

— Чем сжег?

— Веревкой, не глупи.

— Она мягкая.

— Подержи, узнаешь.

— Ладно.

Сумерки наползают со всех сторон, делая лес все мрачнее, разрисовывая деревья черными красками, превращая их в острые тени. Веревка легла в мою руку. Мягкая, что он врет?

Ирлинг пошел на снижение. Или нет? Стоп, почему он летит прямо в крону дуба? Не поняла, попыталась поддернуть. Ага, куда там, дернешь его.

— Ты что творишь, он сейчас вмажется туда, — хруст сминаемых веток, чириканье ирлинга, водопад листьев и перьев, — Поздно. Да не тяни ты уже.

— А почему он не падает?

— А я знаю? Но смотрелось эффекто. Одна ворона снесла собой половину кроны у дуба и встряла. Я оценил. Интересно, ходить-то он будет.

— Помогите! Все кончено! Все ужасно! Я умру!

— Заткнись, нас сейчас заметят, — Грегор белкой взлетел по стволу. Аж, завидно. Что за перчатки у него такие липучие, и где он их брал, интересно?

— Что пробито? Дай залатаю.

— Поздно.

— Говори, что. Не тебе решать.

— Она погибла. Совсем погибла.

— Кто?

— Гусеничка. Такая милая и такая зелёная. Она должна была стать бабочкой, а я ее съел.

— Шресс тебя разбери, но только после того как мы вернемся от лунных! — Грегор пнул иллюзорную ворону, и та свалилась на землю сквозь крону. Отпечаток, правда, на траве вышел слишком большой для такой крошечной птички. Представляю, как удивляются те, кто следит за приграничными к туману землями.

От земли раздались сдавленные рыдания.

— Я ее съел, госпожа! Всю, целиком! Живую.

— Это судьба.

— Моя или ее?

— Обоих! Вставай, земля холодная, заболеешь еще. Далеко до стены?

— Так вот же она, за деревьями. Вон там, сразу за дубом. Видите? Я туда и летел, а тут дерево на пути выросло совершенно внезапно.

— Бывает.