лаборатории, осыпая бранью голову девушки, которая упала на пол в обмороке и, к счастью, ничего не слышала. Мы с Пристли отнесли ее в гостиную, и он поднес к ее ноздрям флакон тонизирующего средства.

В тот момент, когда она начала проявлять признаки возвращения сознания, Флекнер встал над ней и начал с удвоенной силой ругаться. Вслед за этим Пристли набросился на него с холодной яростью. Он угрожающе сжал кулаки.

– Ни слова больше, – приказал он. – Если я услышу от тебя еще хоть слово оскорблений, каким бы старым ты не был, я собью тебя с ног. Этой девушке внезапно стало плохо. Ты думаешь, она сделала это намеренно?

Флекнер уставился на него, на мгновение потеряв дар речи от ярости. Затем он начал говорить, но то, что он увидел в пылающих глазах молодого человека, остановило его.

Он снова повернулся к экрану, не сказав больше ни слова.

Мисс Стимсон открыла глаза и вдруг поняла, что ее козырек больше не прикрывает их. Испуганным жестом она поправила его. Затем, через мгновение, она встала, извинилась за то, что доставила нам беспокойство, и сказала, что ей лучше пойти домой, так как она плохо себя чувствует.

Флекнер пристально изучал экран и едва ли заметил ее уход.

– Бедняжка! – воскликнул Пристли. – Она переутомилась здесь в последнее время и нервно истощена.

– Хм! – проворчал профессор. – Ей лучше было бы остаться в стороне сегодня вечером. Я боюсь, что ни Чендлер, ни кто-либо из его банды не осмелятся забрать этот фургон с сокровищами и отправить его по назначению. Они не пойдут ни на малейший риск быть обнаруженными. На данный момент мы потеряли наш шанс отследить сокровищницу. Я бы уволил эту неуклюжую девчонку за то, что она сделала, если бы она не была так ценна в целом.

Пристли пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.

Что касается меня, то я не испытывал недостатка в сочувствии к страданиям молодой женщины, особенно после того, как мельком взглянул в эти тревожные фиалковые глаза, но у меня также были дурные предчувствия на ее счет, когда я вспомнил ее волнение незадолго до окончательной катастрофы. Я не мог не задаться вопросом, было ли включение рычага проекции совершенно случайным, но я оставил свои подозрения при себе, и вскоре события, которые появились на экране, вытеснили их из моей головы.

Чандлер явно был в панике, опасаясь разоблачения. Он поднялся прямо в воздух примерно на три мили после внезапного бегства, затем пролетел около пятидесяти миль в направлении, противоположном его дому в Нью-Джерси, постоянно прислушиваясь к своему беспроводному детектору, чтобы увидеть, преследует ли его какой-либо другой самолет. Наконец, очевидно успокоившись, он развернулся по широкому кругу и через час прибыл в секретный ангар в своем поместье, поставил свой самолет, снял грим и через несколько минут позвонил в парадную дверь своего дома. Тогда был только час ночи.

– Извините за беспокойство, – сказал он сонному слуге, который впустил его. – Я оказывается оставил свои ключи в другой одежде.

– Боже милостивый! – добавил он, взглянув на часы. – Уже час ночи!

Мы приняли это за создание алиби.

В своей комнате он начал нервно расхаживать. Он выглядел измученным и терзающимся от беспокойства. Мы могли себе представить его затруднительное положение. Он понятия не имел, кто мог быть тем странным человеком, который прервал его, когда он собирался завладеть сокровищем. Он не мог догадаться, как много знал этот человек. Возможно, ему, избранному президенту Соединенных Штатов завтра предстояло разоблачение. Он не осмеливался вернуться к фургону или послать туда кого-либо из своих помощников. Неизвестно, какая засада может их поджидать.

Несколько раз он прерывал свое нервное хождение и задумчиво поглядывал на телефон. Но в конце концов он в отчаянии покачал головой.

– Нет никого, к кому я осмелился бы обратиться, и никто ничем не смог бы помочь, если бы я это сделал, – пробормотал он.

Очевидно, в этой непредвиденной чрезвычайной ситуации было обнаружено слабое место в системе доверия. Он не осмелился позволить кому-либо помочь ему окончательно избавиться от сокровища, и никто, кроме него, теперь не знал о его неудаче.

Он внезапно остановился и стоял, сжав кулаки, с выражением ярости на лице.

– В нашем лагере предатель! – воскликнул он вслух.

Тем временем фургон тихо и недвижимо стоял на пустынной лесной дороге. После того, как мы больше часа наблюдали за этим безжизненным зрелищем и почти столь же монотонным зрелищем Чандлера, тщетно расхаживающего по своей спальне, мы устали от бездействия. Мы все трое устали и были раздражительны от волнения, разочарования и недосыпа.

Из этой ситуации вырос оживленный спор между Пристли и профессором Флекнером. Пристли рискнул предложить нам предпринять шаги по возвращению украденных денег трастовой компании теперь, когда шанс на то, что они приведут нас к главному сокровищу, был упущен.

Флекнер открыто посмеялся над этим.

– Как бы вы это сделали, не раскрывая наш метод получения информации и, таким образом, не лишая нас надежды разрушить систему, а также подвергая себя ее возмездию? – спросил он после того, как они горячо поспорили по поводу связанной с этим этики.

– Это дает нам довольно весомые улики против криминального треста, не так ли? – потребовал Пристли.

– Ничего такого, что могло бы заманить в ловушку Чандлера или даже Таннера, – настаивал Флекнер.

Пристли довольно долго спорил по этому поводу, но был достаточно справедлив, чтобы в конце концов признать, что Флекнер был прав в этом конкретном случае.

– Однако мы можем анонимно предупредить через телефоноскоп, – настаивал он. – Это наш долг – сделать это. В противном случае мы становимся соучастниками преступления.

В его глазах горел упрямый огонек. Было очевидно, что пропасть между двумя мужчинами быстро расширялась. Хотя я сочувствовал Пристли, я решил, что в настоящее время неразумно открыто принимать чью-либо сторону.

Флекнер начал что-то говорить, затем заколебался и задумчиво изучил лицо собеседника. Очевидно, он вспомнил предыдущий опыт общения со своим напарником-идеалистом и решил повременить.

– Что ж, мы немного понаблюдаем за ситуацией, и если к утру нам покажется, что у фонда нет никаких шансов снова забрать сокровище, мы попытаемся придумать способ осуществить вашу идею. А пока нет смысла всем нам бодрствовать. Это мои часы. Вам обоим, парни, нужно немного поспать. Я разбужу тебе, Пристли, в пять, а Блэр сменит тебя в семь.

Согласившись на это, и мы с Пристли удалились в спальные комнаты рядом с лабораторией и легли полуодетые.

Сначала я дремал урывками, но вскоре обнаружил, что лежу без сна, ломая голову над странным