Ветер уже свистел в парусах, и штормовые волны с угрожа­ющим треском бились о борт корабля, но капитан, одержимый погоней, этого не замечал.

Внезапно вокруг потемнело, горизонт заволокло густым ту­маном, и в этой непроницаемой мгле турецкий парусник ис­чез, будто растворился без следа. Кто-то из матросов даже предположил, что тот корабль не настоящий, а призрак, зама­нивавший встречные суда на погибель.

Но, как бы там ни было, теперь «Лоба» оказалась в опасном отдалении от берега, а шторм все усиливался, и в поисках спа­сительной гавани корабль мог налететь на подводные скалы.

Опомнившись, Ринальдо наконец осознал всю серьезность положения и стал громко отдавать команды:

— Убрать грот и кливер! Шевелитесь, бездельники! Фабио, лево руля! Бетто, болван, а ты чего ждешь? Убавляй паруса, ну!

Нероне заметил, как скривился Бетто, выполняя команду молодого капитана.

Ветер усиливался, волны становились все выше, и по кора­блю теперь можно было передвигаться, лишь хватаясь за мач­ты и цепляясь за борта. В зловещем тумане уже не было видно берега, и Нероне мысленно выругал себя за то, что не сошел с галеры днем раньше. Он заметил Гоффо, ползком пробирав­шегося к укрытию, и, решив разыграть перед моряками трусо­ватого пассажира, последовал за коком.

— Ну, теперь капитану достанется от Яунисио за такое не­осторожное своеволие, — пробормотал Гоффо, когда они с Не­роне скрылись в камбузе. — Ведь чуть не погубил корабль!

— Дай Бог, чтобы и в самом деле не погубил, иначе все тут пропадем, — хмуро заметил Нероне.

— Ничего, до берега недалеко, Ринальдо справится, — ска­зал кок, подбадривая сам себя.

Корабль сильно качнуло, и Нероне с Гоффо попадали на пол, хватаясь за ножки стола.

— Ничего, здесь все-таки лучше, чем на палубе, — прошеп­тал кок, крестясь, и через какое-то время добавил: — Кажет­ся, удалось причалить... только неизвестно куда.

Нероне и Гоффо несколько минут сидели молча, не реша­ясь выйти, потом в камбуз заглянул кто-то из матросов и крикнул:

— Эй, вы, трусы, выходите, мы у берега!

— И куда нас занесло, в какую бухту? — дрожащим голосом спросил Гоффо.

— До Чембало[15]недотянули, пришлось бросить якорь возле Брозони, — ответил матрос.

Нероне и Гоффо нехотя вышли на палубу. Лил дождь, и в его туманной пелене терялись очертания берега.

— А что это за место такое — Брозони? — поинтересовался генуэзец.

— Так называется крепостенка на прибрежном холме, — по­яснил Гоффо. — В этом месте мы, слава Богу, будем в ветро­вой тени, образуемой мысом, так что переждем шторм. Наде­юсь, хозяину Брозони не придет в голову грабить нашу галеру, ведь у нас в команде бывалые бойцы, а не какие-нибудь тру­соватые торгаши.

— А что, в крепости Брозони живет береговой пират?

— Да, вроде того. Уже лет десять, как обосновался тут один разбойник с кучкой головорезов. Место здесь небезопасное, часто меняются ветра и прибрежные течения, так что купече­ские корабли и рыбацкие барки иной раз могут и на скалы на­лететь. А владелец крепостцы как увидит сверху, что есть до­быча, так и забирает ее себе. Небось, никогда не поможет тем, кто терпит бедствие. Скорей сундук спасет, нежели человека.

— И кто же этот пират? Наверное, татарин?

— Нет! То-то и возмутительно, что он знатного генуэзско­го рода!

— Да неужели? — заинтересовался Нероне. — Я хорошо знаю многих генуэзских дворян. Не помнишь, из какой он фа­милии?

— Кажется, Грилло, если мне не изменяет память.

— Грилло! — довольно воскликнул Нероне. — Так это же наверняка Джованни Грилло!

Нероне хорошо помнил историю знатной генуэзской семьи, в которой много лет назад разразился скандал с одним из млад­ших отпрысков, оказавшимся паршивой овцой среди уважаемых и почтенных родичей. Джованни смолоду пристрастился к разгульной и развратной жизни, пьянству, карточной игре и, в конце концов, проворовавшись, пошел на убийство, а после, спасаясь от тюрьмы и виселицы, сбежал из Генуи в неизвестном направлении. Теперь Нероне был уверен, что в таврийской кре­пости, пользующейся дурной славой, живет именно Джованни из рода Грилло. По опыту Нероне знал, что в таких людях, как Джованни, жестокость и дурные наклонности часто сочетают­ся с сентиментальностью при воспоминаниях о детстве и род­ных. Нероне тут же припомнил все, что ему было известно о се­мействе Грилло, и решил пожаловать в гости к береговому пирату, пробудить в нем чувствительные воспоминания и, вы­звав его доверие, пожить у него некоторое время, а потом сухо­путной дорогой отправиться на восток, переезжая из города в го­род, чтобы к весне добраться до нужного места. Путешествовать морем в компании отчаянного капитана Ринальдо генуэзец больше не хотел. Немного подумав, он решил завербовать себе в попутчики Бетто, посулив ему денег за службу и подогревая язвительными замечаниями его нелюбовь к Ринальдо.

Итак, наметив план действий, Нероне объявил Карло и Ринальдо, что болен, а потому вынужден сойти на берег.

Поскольку все его денежные расчеты велись через Яунисио, никто не стал удерживать Нероне на корабле. Когда шторм утих и «Лоба» продолжила свое плавание, обнаружилось, что вместе с пассажиром исчез и один из матросов — а именно Бетто, который находился у капитана не на лучшем счету. Отсут­ствие на корабле и того и другого отнюдь не огорчило Риналь­до. Он с самого начала ощущал инстинктивную неприязнь к «мессеру Элизео», как представил генуэзца Яунисио. И теперь, избавившись и от неприятного пассажира, и от угрюмого, не­радивого матроса, капитан почувствовал только облегчение.

После шторма установилась почти спокойная погода, и ко­рабль при попутном ветре продвигался на северо-запад, на­правляясь к гавани Монкастро, где должны были высадиться валашские купцы Мирча и Стефан.

Ринальдо, остановившись у борта, задумчиво смотрел в бес­крайнюю морскую даль, и перед его мысленным взором вновь и вновь проплывали картины прошлого...

Он не мог представить себя вдали от моря, никогда бы не отказался от судьбы моряка — а между тем именно на море на­чались несчастья его жизни.

Ринальдо был сыном знатной флорентийки Клары ди Лан­до и генуэзского купца-судовладельца Джино Сантони. Мес­сер Джино уступал родовитостью своей невесте, но донна Клара оценила его храбрость, честность, а главное — искреннюю любовь. Да и ее родители, которые были немолоды и слабы здоровьем, не возражали против брака дочери с человеком умным и состоятельным, способным ее защитить. И они не ошиблись: после их смерти Джино стал для Клары надежной и верной опорой. Несколько лет семья Сантони жила благо­получно, а потом случилась беда.

Один из кораблей купца потерпел крушение, разбившись у скал, а другой, которым командовал сам Джино, был захва­чен турецкими пиратами, и во время морского боя отец Ринальдо погиб, а мать, не сумевшая вынести такого горя, умерла че­рез год, оставив двух детей — шестнадцатилетнюю Леонору и семилетнего Ринальдо. Положение их было бедственным, и родичи настойчиво советовали Леоноре выйти замуж за од­ного богатого старика, что она вскоре и сделала. Подрастая, Ринальдо понял, что сестра поступила так во многом ради не­го, чтобы младший брат не чувствовал унижений нищеты. Ле­онора почти заменила ему мать, и Ринальдо привык видеть в ней самого близкого и родного человека. Спустя пять лет се­стра овдовела и после этого уже смогла найти мужа себе по сердцу. Им оказался Феличе ди Торелло, генуэзец родом из Галаты. Через год Леонора, не имевшая детей от первого брака, родила девочку, названную Вероникой. Феличе не смог при­житься в Генуе и найти себе там надежных друзей, а потому ре­шил вернуться в Галату, где его покойный отец когда-то был подестой[16]. Он купил там дом, обставил его надлежащим образом и теперь мог перевезти туда семью. Веронике к тому времени исполнилось четыре года, и она уже вполне могла перенести морское путешествие. Разумеется, Ринальдо тоже последовал за сестрой и зятем. Семнадцатилетний юноша души не чаял в племяннице, и бойкая маленькая щебетунья могла из него верев­ки вить — впрочем, как и из остальных домочадцев. Эта девоч­ка с огромными синими глазами и прелестным личиком в обрамлении кудрявого облака каштановых волос была все­общей любимицей, несущей в себе какой-то ангельский свет. Для Ринальдо она была почти как дочь.