не обошлось. В какой-то момент Иван понял, что назад он уже не доплывёт. Проблему легко можно было решить, бросив сумку, но ему было ужасно стыдно сделать это. Если бы он был один, он, возможно, так бы и сделал.

Но тут им на пути попался небольшой карниз на стене, на который они с трудом забрались и передохнули. На счастье, на время выглянуло солнце. Они просидели около получаса, когда появился экскурсионный теплоход по маршруту вдоль Карадага. Тогда, в 1979 году, в отличие от сегодняшних дней, они ходили совсем близко к скальному массиву. Все фигуры на палубе хорошо просматривались. Незадачливые путешественники закричали: «Снимите нас!» В ответ они услышали одобрительные аплодисменты, а экскурсовод как бы с восхищением заметил: «Эти скалы со стороны моря никем никогда не покорялись. Здесь живут только птицы, питающиеся мошками». И под хохот и повторные бурные аплодисменты теплоход удалился.

Что им было делать? Они попрыгали в воду и опять поплыли. В районе скалы Маяк Иван окончательно выбился из сил. Все поплыли дальше, а Иван решил отдохнуть. Уплывшие обнаружили его отсутствие только метров через сто или двести, когда они забрались на выступающий камень и увидели Ивана на прежнем месте. Они стали кричать и махать ему руками, а он в ответ: «Плывите, я отдохну немного».

В этот момент произошло совершенно неожиданное. Люба, не раздумывая, бросилась на помощь Ивану. Он был так поражён её поступком, что бросился ей навстречу, чтобы не заставлять её плыть весь обратный путь к нему. Они встретились на середине и поплыли вместе к камню, где за ними наблюдали Татьяна и Вадим. После этого случая Иван стал смотреть на Любу совершенно по-другому. Он был восхищён её поведением, но молодость скупа на похвалы, и своё изумление и восторг он никак не выразил словами.

Солнце уже стояло низко, когда они проплыли мимо Золотых ворот, которые так хотели посмотреть, а теперь уже не обращали на них внимания. Наконец они добрались до бухты, где с удивлением обнаружили палатку и человека, который в ней жил. Он удивлён был не менее: и тем, что они так неожиданно появились, и тем, с какой стороны они выплыли. Он жил здесь с женой, которая с утра отправлялась с научной целью на Карадаг изучать минералы, а он, ожидая её, рисовал пейзажи. Он никак не мог поверить, что они добрались до них морем из Коктебеля.

Пловцы за день ужасно промёрзли и устали, особенно Иван. На вопрос: «Как добраться до биостанции?» — художник махнул в сторону моря и сказал: «Да тут осталось недалеко уже». Никому снова в море не хотелось, а Иван сказал:

— Нет, я умру в горах.

— Ну, тогда только по тропе вверх, но это дальше, и она очень крутая. Мы с женой по ней и ходим.

Прощаясь с художником, Иван замешкался и хотел что-то спросить, но удержался. Он потом всю жизнь вспоминал этот момент. И ему было стыдно за минутную слабость, за тот не совершённый, но возможный, поступок. Так как он с утра не позавтракал, а по сложившейся привычке на ночь он не ел, то получалось, что уже сутки, как у него ничего не было во рту. У него промелькнула мысль, не попросить ли у отшельника кусочек хлеба, но, к счастью, он справился с собой.

Вдохновлённые твердой почвой под ногами и миновавшей опасностью моря, путники забрались по скальной тропе и относительно скоро подошли к биостанции, которая уже закрылась. Но они уже не думали о дельфинах, потому что после дня в воде и огромной физической нагрузки им сильно хотелось есть. Деньги были только у Ивана. Четыре мокрых рыжих рубля были извлечены из мокрой куртки. Но вокруг ничего не было, и они двинулись к рядом расположенному посёлку Курортное.

Каждый взял по рублю и размахивал им, стараясь высушить. Со стороны картина была замечательная: какие-то идиоты, мокрые и полуголые, шли по дороге и трясли руками. Уже смеркалось, когда они вошли в посёлок. Все попавшиеся магазины и ларьки по советской традиции уже закрылись. Прохожий подсказал им, где находится причал и время последнего рейса в Планерское.

Проходя мимо частного дома, они заметили во дворе женщину, которая переносила с одного места на другое пустые молочные крынки. Иван тут же сообразил: если есть пустые, значит — есть и полные. Но женщина наотрез отказывалась продавать. Наконец она сдалась, но сказала, что молоко только прокисшее, а хлеб чёрствый. За два влажных и просолённых рубля они приобрели это богатство и тут же за грязным садовым столом приступили к трапезе. Хозяйка скрылась в доме. Буханка была такая крепкая, что сломать её можно было только через колено. С помощью Иванова перочинного ножа они раскромсали хлеб и, поочередно отхлёбывая прокислое молоко, съели всё. Промелькнувшую у кого-то мысль о том, что этим снадобьем, припасённым хозяйкой для свиней, можно отравиться, они быстро отбросили.

Они повеселели и направились к причалу. На оставшиеся рубли и мелочь они купили билеты и уже по темноте с последним рейсом теплохода вернулись домой. Весь путь обратно занял у них менее получаса. Проплывая мимо Карадага, они не смотрели на него, да он и не был виден при хмуром беззвёздном небе.

Глава 35

На удивление, но наутро никто из четверых не заболел. Вероятно, нервное возбуждение у них было таким сильным, что отмобилизованный организм превозмог и холод, и усталость, и сомнительную пищу. Повалявшись подольше, вся четвёрка собралась вместе к полудню и тут же решила на экскурсионном теплоходе со стороны посмотреть на свой вчерашний путь.

И только сегодня им стало страшно, они смотрели с палубы и не верили, что они могли всё это расстояние при неспокойном море преодолеть вплавь. Экскурсовод рассказывал про ревущий грот, про нору Ихтиандра, про Золотые ворота и про всё то, на что вчера они не обращали никакого внимания, так как боролись за жизнь. Если бы вначале они увидели свой путь, они никогда бы не решились на столь безрассудную затею. Люба очень точно выразила общее мнение: «Зато мы никогда этого не забудем и будем всю жизнь вспоминать». Она была права.

На биостанцию они так и не попали, так как Татьяна вскоре уехала. Иван и Люба стали почти каждый день ходить на Карадаг. Облазили его весь. Могли с утра пойти в бухты, а оттуда — подняться наверх. Или, нашатавшись по горным тропам, усталые и вспотевшие, они спускались к воде.