— Разница есть: ты не уступаешь, а бросаешь ему место, как собаке.

Иван надолго замолчал, а Надя не торопила — она знала, что он продолжит. Через несколько минут он сказал:

— Совсем плохой я выхожу у тебя… Мне вспоминается один человек, он на тридцать пять старше меня, через десять лет он будет совсем старый, а я ещё нет. Я его знаю, но не знал раньше его историю, которую узнал в 15 лет от своей бабушки. Когда началась война, мой дед ушёл и не вернулся. А Андрюшка Корнеев, так его все звали в деревне, стал прятаться по сеновалам и погребам, потом после войны отсидел пять лет за дезертирство и вернулся чистеньким. Более всего меня поражало то, что моя бабка и такие же, как она, что проводили и не дождались, говорили: «Андрюшка — молодец, самостоятельный мужик: не пьёт и работящий». А его сосед — Сергунчик, пьянь, для меня после этого как-то по-другому увиделся: хроменьким Серёга после войны воротился. И вот как я должен уступать таким место: отворачиваясь в сторону или с доброжелательной улыбкой?

— Ну, ты же не знаешь ничего о других, которые — не Андрюшка. Да и сам ты не воевал.

— Не воевал, да и отец мой не воевал: маленьким ещё был… Согласись, что когда ты уступаешь место, ты получаешь плату в виде благодарности: словами или взглядом, а я уступаю место «бесплатно».

— Бескорыстный ты наш! — стала смеяться Надя, а потом продолжила — Кроме того, насколько я понимаю, старших ты не уважаешь, их жизненный опыт для тебя ничто.

— Неправильно. Правильно будет сказать по-другому: я никого не уважаю заранее, так сказать авансом.

— Если ты никого не уважаешь заранее, значит, ты всех на всякий случай презираешь, чтобы потом не ошибиться в оценке?

— Нет, поначалу ко всем отношусь нейтрально. А относительно жизненного опыта считаю, что он измеряется не количеством прожитых лет, а количеством прожитого.

Надежда задумалась, она поняла мысль Ивана, но, решив послушать разъяснения Ивана, стала на него смотреть. Он продолжил:

— Помнишь у Пушкина строки: «Там деревенский старожил лет сорок с ключницей бранился, в окно смотрел и мух давил». Вот скажи, какой такой у него жизненный опыт, что за совет лично тебе может дать этот поживший господин.

Не показывая вида, Надя чаще всего соглашалась с Иваном, а противоречила ему для того, чтобы послушать его объяснения. Он бывал неуклюж, стеснителен, неуверен в своих поступках, но она научилась вскрывать его, добираясь до сути. И, обнажая его, она открывала для себя, что он во всём необычен, его невозможно было представить в толпе, на всё он имел свой взгляд. И сегодня она задумала ещё немного из него выжать:

— Так-так, товарищ Лукин, если я правильно вас понимаю, вы ни с кем в доме, где живёте, не здороваетесь: так, на всякий случай, — чтобы не пожелать здоровья соседу, который вдруг окажется недостойным.

Никогда прежде Иван не встречал человека, который бы его так тонко чувствовал, так точно развивал нить разговора, предугадывая неизбежные следствия сказанного. Иван восторженно посмотрел на Надю и медленно и удивлённо проговорил:

— Да, ты угадала. Я здороваюсь со старичком, которому как-то помогал поднять в квартиру письменный стол, с соседкой тётей Валей, что ходит к нам поболтать, и женщиной с какого-то верхнего этажа, сыну которой я на третьем курсе помогал с математикой. И всё.

— А с мальчишкой, которому ты помогал, почему не здороваешься?

— Я здоровался с ним год, а потом он перестал почему-то: вырос, наверное, — я с ним здороваюсь, а он не отвечает, ну я и перестал.

— Остальных ты знать не хочешь?

— Остальных я уважаю.

— Это интересно, я горю от нетерпения узнать, каким образом ты их уважаешь?

— Около подъезда на лавочке в тёплое время года собираются местные старухи, они знают всё: у кого сколько мужей и жён сменилось, у кого муж пьёт и какую бьёт; они всем, и жильцам и случайным прохожим, выставляют оценки. При этом они подобострастно здороваются со всеми, но я не верю, что они уважают своих подшефных.

— Ты отвлёкся на старушек, ты про себя скажи, — перебила Надя.

— Так вот, я гораздо более этих старушек уважаю соседей уже только тем, что не знаю, не обсуждаю и не стремлюсь узнать подробности их личной жизни.

Вечером, перебирая свои слова, Иван решил, что сказал всё правильно, — рисоваться перед Надей лучше, чем есть на самом деле, не стоит.

Глава 39

Первое время после возвращения из лагеря вожатые ещё собирались вместе: ходили в ресторан, на ВДНХ и парк Горького. Люба, прыгая на обрыве скал Карадага, ничего не боялась. Здесь же на огромном колесе обозрения ей было страшно, но очень хотелось. Она поколебалась и решилась: «Хорошо, но я сяду с Ваней». Потом в парке они играли на автоматах. Люба, к его удивлению, выиграла у него в «Космический баскетбол», как он ни старался победить. Ему стало вначале обидно, но затем он решил, что проиграть женщине — всё равно что сделать ей комплимент. Спустя время вожатые стали видеться реже и в основном на работе. Но с Любой Иван виделся постоянно, один раз он был у неё дома и мама кормила их пельменями.

У Любы был младший брат. Ещё когда Люба училась в школе, они все вместе смотрели мультфильм «Малыш и Карлсон». Потом они стали разыгрывать небольшие сценки, которые сами и придумывали и где у каждого были свои роли: брат был Малыш, мама — фрекен Бок, а Люба — Карлсон.

Иван был знаком с Любой почти полгода, когда произошло пустяшное событие, его сильно поразившее. Люди составляют первый взгляд на других людей по тем первым впечатлениям, которые для них наиболее важны или которые очень яркие, и не замечают чего-то, на что обращают внимание сторонние наблюдатели. Люба была для него прекрасным и замечательным человеком, с которым он отработал три месяца в лагере, и тем человеком, который бросился к нему на помощь на Карадаге. Это было самое важное. То, что она красива и умна, было для него как бы само собой разумеющимся и второстепенным.

И вот как-то после выхода из столовой к нему обратился его знакомый с неожиданным вопросом:

— А ты с кем сейчас разговаривал?

— Где разговаривал?

— Ну там, в столовой, с какой-то девушкой.

— Люба, я с ней в пионерском лагере вместе работал. А что?

— Необыкновенно красивая.

Иван только под воздействием внешнего