– Они никогда не хотят, – заметил другой женский голос, наполненный нотками магии фейри. – Поэтому это так и веселит. Эти забавные смертные со своими забавными оправданиями.

Арджун яростно боролся с желанием обернуться. Нет, это не может быть она. Это невозможно. Собственный слух обманывает его. Или, быть может, его обманывает проклятое сердце. С того самого момента как Арджун повстречал Филиппу Монтроуз, он не мог избавиться от странного влечения к ней, которое все только портило. Может, дело было в ее очаровательной улыбке или в невероятно длинных ресницах. Или в том, что оба они некогда жили на английских берегах. Однако какова бы ни была истинная причина, Арджун уже и без того помогал ей несколько раз без какого-либо внятного повода.

Она обладала чем-то, что заставляло его вести себя глупо. А Арджун Десай ведь не глупец.

Арджун размял шею. Нет. Не Филиппа. Какая-то ничего не подозревающая несчастная смертная, которая попалась в лапы обитателей Летнего королевства Сильван Уайль. Даже если ему ее жаль, он не станет отвлекаться от своих дел ради нее. Ему все равно не спасти девчонку. Лучше уж покончить с этим поскорее. Арджун сделал еще один шаг вперед, в сторону лекаря, однако потом его ноги замерли, точно вкопанные, и страх сдавил горло.

– Меня зовут Филиппа, и если вы поможете мне вернуться домой, то я уверяю вас, вы получите…

Снова раздался звук рвущейся ткани, сопровождаемый душераздирающим пронизанным ужасом воплем.

Сердце Арджуна заколотилось, а глаза невольно расширились.

Филиппа. Но это же невозможно!

Арджун развернулся как раз в тот момент, когда она вырвалась из хватки надсмотрщиков.

– Пожалуйста! – закричала она. – Я… Простите, что зашла сюда. Я не… А-а-а! – Новый вопль. Снова рвущаяся ткань, сопровождаемая волной жестокого смеха.

Арджуна охватила паника, горячая и молниеносная, и мысли у него беспорядочно закружились. Должно быть, она и нарушила покой чар, которые охраняют входную дверь его квартиры. Как ей удалось войти, не покалечив себя, Арджун не знал. Да это и не имело значения.

Однако что именно заставило Филиппу Монтроуз отправиться за ним сквозь портал?

Арджун приказал себе не реагировать. Он должен сохранять спокойствие и все как следует обдумать. Если он бросится к ней на помощь, не придумав план, то все будет без толку. Нельзя показать, что они знакомы, пускай и мельком. Если все поймут, что они знают друг друга, то издевки вообще никогда не закончатся. Арджуну не впервой, переживет. В конце концов, он справлялся с жестокостью фейри почти всю жизнь. А если случится что-то на самом деле ужасное, он всегда может обратиться к матери, попросив защиту. Пусть они не особо ладили и не общались в последнее время, но она же все-таки мать. Оставалось надеяться, что это все еще что-то да значит.

Однако у Филиппы тут совершенно никого нет. Смертная вроде нее – особенно с такой хорошей, доброй и честной душой – не продержится в Сильван Уайль долго. Лучшим, на что ей остается рассчитывать, будет быстрая смерть, минимум боли и мук, если это вообще возможно.

Последний смертный, которого держали рабом в Летнем королевстве, был вынужден играть роль палача. После двух лет, проведенных с тупым ножом в руках и гоняясь за бешеными крылатыми пикси и говорливыми доккаеби [52], тот бедняк в итоге зарезал сам себя.

От ран, нанесенных тупым лезвием, он умирал целых три дня.

Его боль веселила фейри. Подобными представлениями они наслаждались больше всего на свете. Они обожали играть с кем-то слабее них, точно жестокий мальчишка, который наводит стеклышком луч солнца на муравья. Они обожали наблюдать за беспомощными смертными, которые раздирали сами себя на части.

Арджун сглотнул. Он изо всех сил пытался не слушать охваченный паникой голос Филиппы. Пытался игнорировать страх, сдавливающий грудь. Игнорировать гнев, наполняющий легкие.

«Тоска. Абсолютная тоска».

Арджун опустил плечи, сунул руки в карманы, натянул на лицо беззаботную усмешку.

Что же делать? Перед глазами пронеслись возможные варианты развития событий, и каждый из них приводил его лишь в больший гнев. Вероятно, единственное, что в его силах…

– Пожалуйста! – снова завизжала Филиппа, когда один из придворных полоснул ее по руке, отчего рукав наряда отпал, а на коже выступила тонкая струйка ярко-красной крови. – Кто-нибудь, помогите! Пожалуйста!

Холодный смех теперь тек со всех сторон рекой, точно вино. Другой придворный швырнул в Филиппу перезрелым фруктом, и тот угодил в ее нефритово-зеленую юбку, а сок, пропитавший ткань, сочетался с цветом крови на ее руке.

Арджун сжал и разжал пальцы, не поднимая рук. Поиграл желваками. Он закрыл глаза, приказывая себе придумать какое-нибудь решение проблемы. Какой-то придворный оттолкнул его, чтобы получше увидеть происходящее. Арджун развернулся, поймав равновесие за миг до того, как упасть, и с гневом уставился на виновника.

И в это самое мгновение его взгляд вместо придворного замер на Филиппе Монтроуз.

В первую секунду Арджун не видел ничего, кроме нее. Кроме ее трясущихся рук и дрожащих губ. Кроме ее платья, разорванного вдоль лифа и рукавов, и юбки, порванной так, будто стая бешеных ворон напала на нее, не оставив ничего, кроме корсета и подъюбника. Филиппа пристыженно прижимала к себе лохмотья платья, изо всех сил пытаясь сохранить честь и достоинство, и при виде этого кровь в жилах у Арджуна вскипела.

Он знал, каково это – чувствовать себя беззащитным. Знал слишком хорошо.

Голубые глаза Филиппы округлились, когда она его узнала, умоляюще уставились на него. Она верила, что он – единственный, кто мог бы положить конец жестокости остальных придворных.

Арджун едва заметно покачал головой.

У него все еще не было плана действий. Не говоря ни слова, он попытался сообщить ей, что нужно потерпеть еще чуть-чуть.

Филиппа прикусила губу, сжимая крепче разорванное платье.

Гнев вспыхнул у Арджуна в груди от одной лишь мысли о том, как сильно ей сейчас страшно. Он вспомнил историю из Махабхараты [53], которую отец рассказывал ему, когда он был маленьким, где Дурьодхана оскорбил Драупади тем, что попытался сорвать с нее одежду на глазах у присутствующих. Драупади обратилась за помощью к богу Кришне, который сделал длину подола ее сари [54] бесконечной, так что ее невозможно было раздеть.

Спустя столько лет Арджун не помнил все детали этой истории. Однако он помнил, что все закончилось на торжественной ноте – местью. Что все, кто видел попытку обесчестить Драупади, погибли жуткой смертью на поле битвы. Бхима, один из героев Махабхараты, так рассердился, что поклялся разбить грудь виновнику и выпить кровь прямо из его разбитого тела.