Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нора, если думаешь вечером составить нам компанию, сперва побрейся, ладно? – прокричала Сандра.
Нора потопала прочь на изъязвленных ногах.
– Завтра позвоню тому мужику дворецкому, забью тебе место, – сказал Артур.
– Не парься, Артурчик, – ответила Сандра мрачно. – Из собаки зайца не сделаешь.
– Да сделаешь! – не сдавался Грайс.
Он зазвал наверх Рокки и попытался заставить озадаченного пса сидеть на задних лапах. Рокки падал раз за разом, и Грайс, потеряв терпение, пнул его через всю комнату со словами:
– Ни пользы от тебя, ни радости.
Рокки прорычал:
– Пнешь еще раз – глотку вырву – Развернулся и потрусил вниз.
Тем же вечером, когда Артур и Сандра болтали с гостями, в основном выходцами из сословия профессиональных уголовников, Грайс с наигранной небрежностью сообщил, что днем разговаривал с королевой в ее доме.
– Очень милая леди, – заметил он, – такая царственная. Я б жизнь за нее положил.
Эти слова встретили бурное одобрение уголовников, их жен и подруг, которые все без исключения считали себя отъявленными патриотами.
Позже один из уголовников бочком подобрался к Артуру и зашептал на ухо:
– Тут ходит такая мулька, что королева где‑то у себя дома захавала корону Британской империи. Знающие ребята говорят, ей цены нет, но мы‑то с тобой, Артур, понимаем, сколько это, а?
– Если кто хотя бы подумает наложить лапу на эту корону, может считать себя жмуриком, – ответил Грайс. – Копыта его уже в цементной обувке. Он уже висит на мясном крюке. И падает с высокой крыши. В общем, жалко мне этого парня.
Когда гости разошлись и Нора внизу мыла посуду, Артур сказал Сандре:
– По – моему, все прошло нормалек, как думаешь?
Сандра зевнула.
– Ну, кроме Нориных порезов от бритья. Вытерла бы сначала кровянку, а потом уж волокла чиполаты.
Камилла красила волосы в живописно неряшливой кухне Беверли Тредголд, где на заваленном столе чудом сохранял равновесие маленький телевизор. Камиллу слегка тревожила вышибающая слезу концентрация пергидроля, в котором Беверли вымачивала ей волосы.
– А ты опытная покрасчица, Бев? – спросила Камилла.
Беверли вскинулась:
– У меня всего один – единственный клиент облез!
В юности Беверли недолго поработала ученицей в парикмахерской. Еще с головомойно – подметальной стадии ее уволили за «грубое нарушение дисциплины»: злонамеренные сплетни стажерки спровоцировали драку двух клиенток – жены и любовницы третьего клиента – прямо между раковинами в парикмахерской. Драка перешла в погоню на машинах, а в итоге в целую трагедию. Там было и обвинение в покушении на убийство, и госпитализация, и неудавшееся самоубийство.
Камилле не хотелось доверять свои волосы Беверли Тредголд, но заставить себя пойти еще раз в Грайсов салон «Люмпен» она не могла. В последний раз шестнадцатилетний мальчик – стилист, жеманясь, сказал, что прическа, которую Камилла носила больше тридцати лет, «как у старушек, которые рекламируют термобелье на последних страницах журналов для старперов».
Камилла всегда старалась не сболтнуть лишнего в присутствии Беверли, обладавшей талантом вытягивать из людей сведения. Только вчера Б ев устроила в поселке скандал, заявив, что видела мистера Анвара, крайне благонравного владельца магазина «Все за фунт», когда он шмыгнул в «Отрыв у Грайса», стрип – клуб в торговом пассаже. В «Отрыв» заходил не мистер Анвар, а похожий на него пожилой и толстый индус, – это был инспектор по безопасности труда, явившийся с проверкой. Миссис Анвар до сих пор не вернулась из дома брата, куда бежала от позора.
Беверли однажды ходила в «Отрыв» пробоваться в танцовщицы, но Артур Грайс посмеялся ее пируэтам у шеста и посоветовал прийти, когда Беверли сбросит двадцать пять кило. Вернувшись домой, она сказала Тони, что ей предложили контракт, но она не согласилась, потому что у нее аллергия на железный шест.
– Я забыла, что могу носить только благородные металлы, – наврала она.
Беверли затолкала мокрые волосы Камиллы в целлофановую шапочку для душа и сказала:
– Маддо Кларк говорит, что видел, как принцесса Кентская стаскивала с чердака свою сумку «Луи Вуитон».
– Как он мог узнать? – спросила Камилла, твердо уверенная, что Маддо Кларк никогда не переступал порога принцессы.
– Он же подглядывает, – равнодушно пояснила Беверли.
– И какая важность в этой сумке? – спросила Камилла.
– Собирается обратно в Лондон после выборов, – сказала Беверли.
– У новых консерваторов никаких шансов, – возразила Камилла.
– Ну, не знаю, – сказала Беверли, глядя в телевизор, где Сынок Инглиш, снятый в выгодном ракурсе, давал интервью «Политике молодых». – Да, не хотела б я через него перелезать поутру.
– Он ужасно милый, – не согласилась Камилла. – Я знала его мать в былые дни.
– А ты скучаешь по прежней жизни? – спросила Беверли.
– Ой, временами просто вою, – ответила Камилла. – Но что мне оставалось? Я была без ума от Чарльза.
Беверли вздохнула:
– И ты от всего отказалась ради любви, как и я. Я бы сейчас была знаменитой артисткой, если бы тогда в парке на автодроме не вмазалась в машинку Тони и не сломала ему нос.
Беверли закрыла дверь на замок, задернула шторы от подглядывающих камер, и они с Камиллой закурили.
– Я надеюсь, что Сынка не выберут, – призналась Камилла. – Быть женой короля Англии – этого я не вынесу.
Глаза Беверли округлились, она набросилась на лакомую фразу, как тигр на робкую антилопу.
– Чарльз не может стать королем, пока жива королева, – сказала Беверли и ахнула: – Только не говори мне, что королева умирает! О господи! А что у нее? Сердце? Рак? Тубик? Сколько ей осталось?
Камилла почувствовала, что ее скальп горит огнем.
– Бев, прости, пожалуйста, – сказала она, – но с моей головой что‑то ужасно неладно.
Беверли стащила с нее целлофановую шапочку и оценила дело своих рук.
– Вот япона мама! – воскликнула она. – Голову под холодный кран, быстро!
После того как волосы Камиллы были промыты и высушены, соседки досмотрели интервью Сынка. Подлаживаясь под молодую аудиторию, Сынок оставил дома галстук и выступал в джинсах и розовой рубашке с открытым воротом. По поводу кроссовок Сынок со стилистом сломали голову. Надо ли купить пару, а если да, то какой марки? В уединении собственного кабинета Сынок примерил несколько пар, но решил, что в кроссовках он выглядит смешно, к тому же ему сразу казалось, что у него вместо ступней какие‑то дурацкие подушки. Сынку гораздо больше нравилось чувствовать под ногами твердую почву.