Фрай вышел к ним в компании медлительного бурого пса с грустными глазами и длинными вислыми ушами.

– Это Чосер, – сказал Фрай. – Он не кусач, хотя весьма злоязычен.

Чосер взглянул на Билли, которого Сынок не спускал с рук, и спросил:

– Сколько тебе?

– Три месяца, – тявкнул Билли.

– Три месяца! – подивился Чосер. – А я очень старый пес. Это твой первый хозяин?

– Нет, – ответил Билли, – первому не нравилось, что я писаю ему в ботинки. Он сунул меня в темный мешок и выбросил возле дороги.

Чосер присмотрелся к Сынку, который болтал и смеялся на крыльце со Стивеном.

– Один совет, юноша, – проворчал старый пес. – Что бы ты там ни думал, держи свои мысли при себе. Хозяевам нравится, чтобы у нас был характер, но не собственное мнение. Фрай – хороший хозяин, худого не скажу, только вот слишком уж охоч открывать душу Рассказывает такие вещи, которые, если без обиняков, и знать‑то не следует. Он не такой самоуверенный, как выглядит со стороны. Благослови его Бог.

Сынок спросил Фрая, каково ему живется под арестом.

– О, я чудесно провожу время, – сказал Фрай. – Читаю, пинаю балду Я ежедневно падаю на колени, дабы вознести хвалу Джеку Баркеру Он устроил мне славные, пусть и принудительные каникулы.

– А работой какой‑нибудь занимаетесь? – спросил Сынок.

– Ну, бывает, накорябаю несколько слов, когда прихоть найдет, – врастяжку ответил Фрай.

Сынок решил, что Фрай пишет новую книгу.

– Интересно, – сказал он. – Смогу ли я рассчитывать на вашу поддержку, Стивен?

– И мне интересно, – с загадочным видом ответил Фрай. – Расскажите, я вас прошу, в чем отличие вашего курса от курса ваших противников?

– Нет смысла притворяться, будто мы что‑нибудь улучшим в экономике. Весь западный мир бежит в одном финансовом колесе, но кромвелианцы против монархии и собак, а новые консерваторы очень даже за.

– Полагаю, скудости ваших замыслов вполне будет отвечать провинциализм их выполнения.

Сынок не понял, оскорбили его или нет.

– Стивен, если вы проголосуете за меня и я выиграю, с вас тут же снимут арест.

– Да ну? – воскликнул Фрай. – А мне так приятно опухать в деревне.

– Можно использовать вашу фотографию с Чосером для нашей предвыборной кампании? – спросил Сынок.

– Если я соглашусь, то рискую отправиться в Кромерскую зону изоляции, – ответил Фрай. – А это. Сынок, и впрямь хуже смерти.

Когда Сынок двинулся прочь, Чосер пролаял вслед Билли:

– Удачи, и не забывай пускать в дело глаза. Они не могут устоять перед нашим взглядом.

Артур Грайс сквозь стеклянный пол гостиной угрюмо смотрел на быстрый ручей под ногами. В узком мельничном желобе застрял сук, и образовалась плотина из полиэтиленовых пакетов, банки из‑под колы и, к вящему отвращению Грайса, полного воды презерватива, будто передразнивавшего Грайсов мужской причиндал. Грайс пытался сообразить, как избавиться от засора. На коктейль сегодня вечером были приглашены несколько шишек, и Грайс хотел поразить их уникальным аттракционом. Он прокручивал в воображении момент, когда, собрав гостей в кружок на стеклянном полу, дистанционным пультом зажжет огни, подсвечивающие воду в желобе. Предвкушал удивленные охи и ахи, восклицания «Ого!».

Сандра сказала напыщенному агенту, нанятому для поиска дома с характером, что у здания должен быть «ого – компонент». Артур гадал, сможет ли он в оставшиеся до гостей несколько часов раздобыть щуплого ребенка и уговорить его нырнуть в желоб и выпихнуть сук.

С веранды, примыкающей к гостиной, его позвала из джакузи Сандра. Артур отодвинул стеклянную дверь и скинул махровый халат. Он полез в джакузи, и Сандра прикрыла глаза, чтобы не видеть его срама. Ее новые груди покачивались на поверхности пузырящейся воды, как два громадных розовых мячика для пинг – понга. Артуру до смерти хотелось сграбастать их, но Сандра сказала, что груди нельзя трогать и гладить по крайней мере восемнадцать месяцев. Артуру больше нравились старые, настоящие груди жены. Те были не такие устрашающие и более удобные, думал он.

– Ну и что, как там у тебя с королевой? – спросила Сандра.

Артур вздохнул.

– Я все делал правильно, пальцем до нее не коснулся, звал по – правильному, но, знаешь, Сандрочка, кажется, она не горит желанием отвалить нам титул.

– Работаешь до кровавых мозолей, – сказала Сандра, – и что взамен, Артур? Плевок, мать их, в лицо.

Они немного поговорили о разных Грайсовых предприятиях. Сандра сказала:

– У нас в банке столько денег, что я уже не могу придумать, куда тратить, но знаешь, чего у нас нету?

Артур не знал. Он видел, что у них есть все: электрические шторы, огромные настенные плазменные панели в каждой комнате, повсюду белые ковры, итальянская кофе – машина, французская плита, американский холодильник, четыре тачки в гараже.

– Чего у нас нету? – спросил он, искренне желая узнать ответ.

– Уважения, – ответила Сандра, рассматривая свои красные накладные ногти. – Люди считают нас чернью. Я хочу уважения, Артур. Хочу тусоваться с элитой, хочу депл изящества.

Артур взял ее за руку. Сандра просила у него то единственное, чего он не мог ей дать.

– Так затрахало иметь друзей, которых зовут типа Мик Дикий или Зверюга Зак, даже мать твою кличут Нора Кастет!

Артур оскорбился:

– Ну, это ты через край, Сандра. Мамуся уж сколько лет как не дерется.

Нора, мать Артура, шустрила внизу, готовила закуски для вечеринки. Она жила у Артура в пристройке, переделанном амбаре, где когда‑то хранились мешки с зерном. Артур боготворил мать, а мать – его. Ей казалось, что Артур растратил себя на эту Сандру, «поганую, как матросская жопа».

– Ты можешь пойти на курсы «Найди в себе принцессу», – посоветовал Артур. – Бывший дворецкий королевы ведет такие в Кавендиш – Менор. Мы там ставили леса. Тебя научат языком чесать получше, и как накрывать на стол, и как вылезти из машины, не сверкая жопой.

Сандра ответила угрюмо:

– Я раз пошла на курсы, а кончилось условным сроком.

– Это да, но тот задрот – гуру так и выпрашивал, чтобы его отмудохали. А эти курсы – другая петрушка, пять кусков в неделю, и будешь тусоваться почти с аристократами.

Нора Грайс приотворила сдвижную дверь и крикнула:

– Я настряпала сыру с ананасиками, а чиполаты[25]в печке. Пойду пока к себе, мне надо сменить повязку на ногах.

– Спасибо, мам, – отозвался Артур.