Кофе превратилось в огромный вязкий ком, который застрял в горле, лишая Еву возможности дышать. На секунду она даже забыла про только что увиденное по телевизору, потому что ей показалось, что она умирает. Помимо кофе к горлу подкатил еще один ком, поднявшийся откуда-то изнутри. Ева почувствовала привкус желчи и, сообразив, что нужно делать, быстро встала и направилась в туалет.

Нина не сразу заметила, что Еве нехорошо, но увидев подругу с выпученными глазами, держащуюся за горло, на секунду оцепенела. Затем поспешила вслед за ней.

– Что с тобой? – Нина присела рядом с Евой, склонившейся над унитазом и откашливающей остатки мучавшего ее содержимого, и заботливо собрала растрепавшиеся волосы на затылке.

– Кофе не в то горло пошло! – выдохнула Ева.

– На тебе лица нет! – взволнованно заметила Нина.

– Нин, я не могла дышать. Думала, задохнусь сейчас.

Почему-то даже в такой критической ситуации, когда, казалось бы, совсем нет времени на размышления, Ева четко решила не упоминать о реальной причине своего недомогания. Для начала ей нужно прийти в себя и переварить увиденное. Хотя уже сейчас, когда с ее губ еще стекала вязкая слюна, в голове начала выстраиваться четкая пугающая цепочка событий. На горизонте мельтешило ужасное открытие, и Ева даже не представляла, как сможет существовать с этим знанием.

В гостиную Ева больше не вернулась. Нина проводила ее на улицу, усадила на веранде и подала плед: несмотря на теплую погоду, Еву вовсю бил озноб. Она закуталась в одеяло и приняла положение, в котором провела последующие несколько часов, неотрывно глядя в одну точку.

Нина периодически подходила и ставила на стол перед подругой стакан воды, чай или печенье, но тактично молчала.

Ева, на фоне всех остальных размышлений, терзавших изнутри все ее существо, поклялась себе сделать невозможное, но сегодня же покинуть этот дом. Во-первых, ей мучительно было осознавать, какой обузой она является сейчас для Нины, а во-вторых, она чувствовала себя инородным телом в этой светлой обители, каким-то гадким, запачканным порочной связью существом.

Ей никогда не отмыться от отношений с убийцей. С коварным, изощренным и хитрым забирателем жизней невинных людей. Она никогда не простит себе, что была настолько глупа и ослеплена порочной страстью, что ни разу даже не заподозрила, что человек, которому она безоговорочно верила, оказался не просто лжецом, но чудовищем.

Теперь же картина вырисовывалась предельно ясная. Всего лишь один раз сработал ее природный инстинкт самосохранения: в тот момент, когда ее посетила мысль покинуть базу отдыха на берегу Оки. Но и он дал сбой. А ведь ничего не мешало ей пораскинуть мозгами и оценить, что за человек находится рядом с ней. Ведь Адам (Ева вздрогнула, впервые мысленно произнеся его имя) выдал ей достаточно информации, чтобы задуматься. Мысленно коря себя, Ева плотно стиснула зубы. Разве не следовало из его рассказов, что психика этого человека была расстроена еще в детстве? Разве могли не травмировалось мировоззрение маленького мальчика одновременная смерть обоих родителей и последующее проживание в семье, принадлежащей к народу, который причастен к их убийству? Именно тогда, в семилетнем возрасте, психика дала сбой, и одному Богу известно, что наложилось на это потрясение в дальнейшем.

Нет, она не пыталась оправдать сущность Адама детской травмой. Она просто продолжала поражаться своей слепоте. Может она и не успела задуматься о том, как странно сложилась его судьба, но ей было прямым текстом сказано, что он убивал. Это остановило ее совсем ненадолго. Нет, это вообще не остановило ее. Адам тогда сказал, что убивал от безысходности и во благо, но ей даже в голову не пришло уточнить, что в его понимании означает «во благо». Ева вспомнила их первую ночь и поняла, что именно тогда она продала душу дьяволу: сливаясь с темным демоном, она сама дала ему добро – убивай, только не отпускай меня. Вправе ли она вообще теперь обвинять его в том, что он ее не отпустил? Хотя справедливости ради нужно отметить, что не так уж он ее и держал. Никто не заставлял ее бросать жениха и отменять свадьбу. Она продала душу дьяволу и сама следовала за ним, предав всех. Кто она после этого? Недочеловек. Поэтому и недостойна находиться в этом доме, общаться с Ниной, и тем более с ее маленькими ангелочками.

Теперь все было предельно ясно. До конца картина еще не сформировалась, но очевидной связи между Адамом и Ди было достаточно. К сожалению, теперь уже к сожалению, речь шла совсем не о помолвке, хотя именно это возможное событие сделало Еву глубоко несчастной еще вчера. Но чтобы сгладить мучавшее ее потрясение, судьба приготовила ей еще более горькую пилюлю, как будто испытывая ее на прочность: сколько еще ты можешь выдержать? Теперь ее личная трагедия терялась в тревоге за жизни десятков людей и чувстве вины из-за причастности к человеку, который эти жизни оборвал.

Да, теперь очевидно, что все разъезды и дела Адама были связаны c террористической деятельностью. Или подготовкой и доставкой смертниц на непосредственный объект. Хотя Адам всегда был так занят, что, скорее всего, вкладывался в это грязное дело по полной.

Ева вспомнила о самолете, разорвавшемся на взлете во Внуково, в день их знакомства с Адамом. Расследование по этому делу пока зашло в тупик, в отличие от сегодняшнего случая в метро, но Ева практически не сомневалась, что и это дело рук Адама и его смертниц. Не просто же так он стал временным директором супермаркета именно в период совершения теракта, да еще и в десяти минутах езды от Внуково. На самом деле это было шокирующем открытием по ходу неспешных размышлений, но настолько ясным и неотвратимым, что у Евы не оставалось сомнений: когда она связалась с Адамом, на его счету уже было как минимум пол тысячи жизней. А на самом деле сколько? Возможно, тысячи…

Ева вжалась в кресло, опасливо оглядываясь по сторонам. Ей вдруг показалось, что все ее страшные мысли и выводы, к которым она пришла, высвечиваются сейчас бегущей строкой прямо у нее на лбу.

Она скинула плед и поспешила в дом. Быстро оделась, на ходу схватила сумку, надвинула на глаза темные очки и, стараясь не смотреть на Нину, растерянно застывшую в дверях, направилась к выходу.

– Открой ворота, пожалуйста, я поеду в город.

Нина, наконец, отмерла и заторопилась за подругой.

– Ева, что ты там будешь делать все выходные? Тебе же только в понедельник на работу. Побудь с нами! Наедине с самой собой тебе будет тяжело справиться с мыслями об этой невесте…

Эти слова застали Еву около ее машины, когда она уже взялась за ручку водительской дверцы. Не оборачиваясь, она отрывисто ответила:

– Невесте? Да лучше бы у него сто было невест! Или шлюх, как у…

Она прикусила губу и поспешила сесть в машину, ужасаясь тому, что почти произнесла это вслух.

Ее любовь переросла в безудержный страх. Ее как будто парализовало. Она знала, что нужно срочно что-то делать, куда-то бежать, кому-то сообщить об этом ужасном открытии. Но она боялась человека, который так искусно носил маску и умело перевоплощался.