Они выглядели как образцовая семья, частью которой Родригес никогда не мог себя представить. Ни тогда, когда был ребенком, ни сейчас, кем бы он ни приходился Луке. Ему казалось странным представлять себя в роли отчима. Странно ощущать рядом ребенка, будто собираешься предлагать ему свою защиту…

Он скосил глаза на Карлотту.

Она могла бы вырастить недоверчивого ребенка, который бы не верил людям. У нее была на то веская причина. Но было ясно – Лука примет любого, кого его мама сочтет надежным.

И рядом с Родригесом Лука уже чувствовал себя в безопасности. Осознание этого вызвало в Родригесе панику.

– А вот и они, – сообщил он, указывая на ограждение.

За высоким забором они увидели четырех львов. Родригес почувствовал, как Лука вздрогнул и его маленькое тельце напряглось.

– Мы можем уйти, если хочешь, – предложил он. – Нам не обязательно здесь находиться.

Потому что больше всего Родригес не хотел потерять доверие Луки. Когда он представил, что бы в этой ситуации сделал его собственный отец, то испытал отвращение.

Но Лука крепче сжал руку Родригеса и, не отрывая глаз ото львов, произнес:

– Я посмотрю на них.

– Они не плохие, Лука. Видишь?

Львы лежали, растянувшись у ограды, казалось, равнодушные ко всему происходящему вокруг. Лука постепенно расслабился, но так и не отпустил руку Родригеса.

– Теперь мы можем идти, – сообщил он напряженным голосом.

Родригес рассмеялся и посмотрел на Карлотту:

– Я уверен, все в порядке.

Карлотта тоже улыбнулась Родригесу как-то по-новому. В ее улыбке отражалось доверие, и это показалось ему более интимным, чем то, что он видел в ее глазах прошлой ночью.

– Лука, веди! – сказала она.

Держа Родригеса за руку, Лука направился вперед, а он все задавался вопросом, как бы мальчик отреагировал, если бы узнал, каким человеком на самом деле был его будущий отчим?

– Он совершенно вымотался.

Карлотта закрыла дверь спальни, в которой спал Лука. Его поместили на противоположную сторону пентхауса, рядом с комнатой Карлотты. Комната Ангелины была следующей, так что она могла присмотреть за ним в течение ночи.

Ангелина провела весь день в магазинах Барселоны и вернулась только вечером с полными сумками покупок. Теперь она была готова остаться с Лукой, чтобы принц с принцессой могли провести вечер вдвоем.

– Неудивительно, такой тяжелый день! Конечно, Лука устал. Нам пришлось пройти сегодня немалое расстояние.

Она улыбнулась.

Родригес ни разу за весь день не дотронулся до нее – при Луке не следует этого делать. Сейчас же он горел желанием притянуть ее к себе, почувствовать ее мягкое обнаженное тело…

После того поцелуя в холле Карлотта заставила его ждать две недели, чтобы он наконец удовлетворил свое физическое влечение к ней. Родригес никогда раньше так сильно не ждал женщину. И, познав, только еще больше захотел ее.

Родригес откашлялся:

– Надеюсь, сегодня ночью ему больше не приснится кошмар.

– Вряд ли. Он очень крепко спит. Кстати, мне нравится этот пентхаус, – сказала она.

– Спасибо. Давно не был здесь. А вообще-то я переехал в Барселону, когда мне было семнадцать. Правда, не сюда. Это новое место.

– Какой божественный вид! – с восхищением произнесла Карлотта, подойдя к большим окнам, выходящим на город, залитый огнями.

– Не хочешь куда-нибудь сходить? – поинтересовался он.

– Чего ты еще не делал, Родригес?

Он подошел к ней, взял ее руку и поцеловал в губы:

– Я еще не делал этого. Какой стыд!

Она глубоко вздохнула:

– Действительно, стыд. Я рада, ты исправился.

– Я тоже.

– Чего еще ты никогда не делал? Не был в зоопарке? Что еще?

Она была так искренна! В ее вопросе ощущалась забота – то, чего ему всегда не хватало. Но от подобной искренности он почувствовал внутренний дискомфорт.

Родригес дотронулся до ее лица, пытаясь сместить акцент на физический контакт:

– А как насчет тебя, Карлотта Сантина? Чего ты никогда не делала?

Зеленые глаза Карлотты заблестели в тусклом свете. Теперь ее лицо выражало страсть, а не какую-либо застенчивость или сдержанность.

– Есть несколько вещей, которые я никогда не делала. Я никогда не бродила по городу. Просто так – бесцельно, для чистого удовольствия.

– Я тоже. Может быть, пора это осуществить?

– Да, хочу прогуляться с тобой!

Воздух был теплым и влажным, на улицах бурлили толпы. Ночная жизнь в большом городе вообще удивительна! В прошлом Родригес, конечно, не упускал возможности ею насладиться. Но сейчас все было в какой-то степени наивно… И в то же время с Карлоттой не могло быть ничего наивного. Не тогда, когда его мысли возвращались к сексу каждый раз, когда он смотрел на ее божественные формы…

Раньше Родригес не раз прохаживался по Рамбле, но это было днем, ночью он на этой улице не был. Потому что был слишком занят посещениями клубов и знакомствами там с женщинами.

Из соседних ресторанов звучала музыка, смешиваясь с хаотичной атмосферой на улице.

– Удивительно, – сказала Карлотта. – Первый раз такое вижу.

– Да и я тоже.

Карлотта прижалась к нему, их руки сплелись, а ее щека прижалась к его плечу. Он наклонился и поцеловал спутницу в затылок. Все казалось таким естественным и обыденным. Он никогда не испытывал таких ощущений ни с одной женщиной. Но ему понравилось. Даже очень.

– О, Родригес, пойдем посмотрим на танцовщицу!

Они протиснулись сквозь толпу. Все громче раздавались звуки гитары, заглушающие техно-музыку из клубов.

На брусчатке они увидели женщину в ярко-красном платье, которая танцевала в туфлях на высоких каблуках. Мужчина рядом играл на гитаре.

– Как она красива! – восторгалась Карлотта.

– Не больше, чем ты.

Он сказал правду. К тому же женщина обычно хочет слышать нечто подобное.

– Нет, она… другая. Она такая… раскрепощенная. Все здесь так… свободно. Смотри, какая у нее страсть к жизни!

– Я испробовал твою страсть, Карлотта. – Он наклонился и поцеловал ее в висок: – Ты как живой огонь в моих руках. И тебе не нужно ничего скрывать от меня.

Карлотта посмотрела на него, и в ее глазах засверкал огонек.

– Я и не могу. Ты лишаешь меня контроля.

– Взаимно.

– Как это приятно.

– Страсть красива, – произнес Родригес, снова взглянув на танцовщицу. – Твоя страсть красива. – Он повернулся к Карлотте и прошептал: – Жаль, ведь когда-то тебя заставили чувствовать по-другому.