Уже много раз двое фиванцев, Паламон и Архита, сходились в единоборстве; они исполосовали и искололи друг друга, и оба лишились коней. Не было в Греции свирепее тигрицы, у которой гиена утащила детеныша, нежели атаковавший своего ворога Архита. Марокканский лев, загнанный охотниками и ослабевший от голода, не мог бы выказать большей ярости, чем Паламон – против своего соперника в любви. Воспламеняемые ревностью, они без пощады наносили друг другу удары, и кровь их потоками лилась на землю. Но всему приходит конец. Прежде чем истек день, могучий царь Эметрий схватил Паламона, бившегося с Архитой; он вонзил меч в плоть рыцаря и, с помощью двадцати воинов, поволок его к столбу побежденных. Немедленно на выручку своему союзнику поскакал великий царь Ликург, но его сверзили с коня; Эметрий был ранен самим Паламоном, который, не желая сдаваться, ударил того мечом и вышиб из седла. Но все было напрасно. Его, сопротивляющегося, приволокли к столбу. Тут уже и отвага не могла ему помочь, ведь Тесей ясно огласил свои правила, и он должен был оставаться там, куда его поставили. Он был побежден. Он печально склонил голову, зная, что больше сражаться не может. Увидев все это, Тесей закричал рыцарям, остававшимся на поле:

«Всё! Прекращайте бой! Теперь я оглашу свое верное и справедливое решение. Руку Эмилии получает Архита из Фив. Он завоевал ее в справедливом состязании. Фортуна улыбнулась ему».

И народ возликовал, разразившись столь громкими криками и возгласами, что, казалось, сиденья амфитеатра вот-вот треснут.

Что же теперь делать Венере, покровительнице Паламона? Что ей сказать? Конечно же, она расплакалась, как сделала бы на ее месте любая женщина. Она плакала оттого, что ее волю нарушили.

«Я опозорена, – заявила она. – О, как я посрамлена!»

«Подожди, – прервал ее Сатурн. – Успокойся. Желание Марса удовлетворено – его рыцарь одержал победу. Но поверь мне – и ты вскоре останешься довольна».

Они вместе стали глядеть на сцену, разворачивавшуюся на земле. Заиграли трубы, и герольды радостно возвестили, что Архита одержал победу над Паламоном. Но погодите, не спешите примыкать к этому общему хору. Вначале выслушайте меня. Я расскажу вам о чуде. Свирепый Архита снял шлем, чтобы толпа могла увидеть его лицо. Он триумфально проскакал на своем боевом коне по арене, глядя на Эмилию. Она ответила ему любезным взглядом, показывая всем, что любимец удачи – и ее любимец. Архите казалось, что его сердце вот-вот разорвется от любви и нежности.

Но вдруг что-то произошло. Из-под земли вырвалась Фурия, рожденная в аду, – ее наслал по приказанию Сатурна Плутон из царства мертвых. Лошадь от испуга при виде жуткого призрака попятилась, встала на дыбы, а затем рухнула на бок. Не успел Архита спрыгнуть с лошади, как вылетел из седла и со всей силы ударился об землю. Он лежал, словно мертвый, – грудью напоровшись на свой собственный лук; кровь стекала по лицу, так что оно почти почернело. Его немедленно подняли с земли и отнесли во дворец Тесея. Там с него совлекли доспехи, бережно уложили в постель. Он был еще жив, находился в сознании и все время выкрикивал имя Эмилии.

Тем временем герцог Тесей возвратился в Афины со всей свитой и прочими рыцарями; он ехал чинно и торжественно, с праздничным видом, не желая огорчать народ опечаленным обликом из-за случившегося несчастья. Всех во всеуслышание известили о том, что Архите не грозит смерть, что вскоре он оправится от своих ран. Был и другой повод для празднеств: ни один из участников турнира не был убит в бою. Было много тяжелораненых, особенно тот рыцарь, кому копье сломало грудину, – но никто ведь не погиб. У одних рыцарей имелись сладко пахнущие мази для ран, другие знали колдовские заговоры от переломов костей и головы. Многие бойцы пили отвары трав и особенно шалфея, чтобы исцелиться. Шалфей помогает от судорог. Есть даже поговорка: «К чему думать о смерти, коли в саду растет шалфей?»

Тесей тоже старался, как мог, утешить и развеселить их и, в согласии с законами гостеприимства, устроил пиршество, которое продолжалось всю ночь. Он также обнародовал заявление, где говорилось, что никто не был побежден и посрамлен. Это был благородный турнир – дело чести для всех, кто в нем участвовал, исход зависел лишь от прихоти судьбы. Не было никакого позора в том, что кто-то был пленен и оказался у столба, куда его притащили двадцать воинов; Паламон не сдался, а был осилен рыцарями, йоменами и слугами. Даже его коня побили палками. У него не было причин чувствовать себя посрамленным или униженным. Ведь его отвагу все видели воочию. Такими словами увещевал Тесей участников обоих воинств, чтобы предупредить любые вспышки гнева или недовольства. Да они и так уже обнимались, словно братья. Герцог раздал им подарки – каждому по чину, а потом устроил пир, который длился три дня. После этого он с королевскими почестями проводил двух царей, Ликурга и Эметрия, до границ своих владений. Каждый воин отправился домой, довольный пережитым приключением, и все по-дружески расставались, говоря друг другу: «Прощайте! Да пребудет с вами удача!»

А теперь я вернусь к двум фиванцам. Грудь у Архиты чудовищно распухла от раны; тяжесть сдавила ему сердце, кровь свернулась, закупорив сосуды, и лекари были бессильны ему помочь. То была западня: рана причиняла непоправимую порчу его телу, отравляя его, и исцелить эту напасть не удавалось ни банками, ни кровопусканиями, ни травяными зельями. Животворные токи внутри тела ослабли и уже не могли изгнать гниющую материю. Все сосуды его легких начали набухать, все грудные мышцы оказались парализованы ядом. Архита не мог ни изблевать пищу, ни извергнуть ее нижним путем. Пищеварительные пути его были окончательно загублены. Там больше не было жизни. А если настает такое время, когда силы природы иссякают, тогда и медицина бессильна. Тогда приходит время церковников. Да, Архита должен умереть! Его земной путь окончен.

И вот, лежа на смертном одре, он посылает за Эмилией и за Паламоном и шепотом обращается к ним с предсмертными словами:

«Милая госпожа, которую я так люблю! Горестный дух, объявший мое сердце, не в силах поведать свою скорбь. Я умираю. Теперь, когда моя жизнь окончена, я завещаю вам, прежде всего вам, моя госпожа, служенье моего духа. Что такое эта скорбь? Что это за муки, что я перенес ради вас? И страдал так долго? Что такое эта смерть, что приближается ко мне? Увы, Эмилия, теперь я должен разлучиться с вами навеки! Вы – владычица моей души, моя жена, моя любимая и моя умертвительница! Что такое эта жизнь? Что знают о ней люди? Мы влюблены – и вот уже лежим в холодной могиле; там нам суждено лежать в полном одиночестве. Прощайте, моя милая врагиня, моя Эмилия! Но, прежде чем я вас покину, обнимите меня, ради любви к Богу, и выслушайте то, что я скажу. С нами мой дражайший кузен, Паламон. Между нами долгое время стояла рознь и вражда. Мы с ним боролись за право добиваться вашей любви. Но теперь я молю Юпитера, чтобы он даровал мне силу верно изобразить его – иными словами, описать его правдивость и честность, воздать должное его мудрости и скромности, восхвалить благородство его характера, вспомнить его знатное происхождение и преданность всем рыцарским добродетелям. Еще он – верный воин на службе любви. А потому, клянусь великими богами, Эмилия, советую вам взять его в возлюбленные и мужья. Нет на земле человека более достойного. Он будет служить вам всю оставшуюся жизнь. Если вы решитесь выйти замуж, то вспомните об этом благородном муже».