мира "Он не знал — говорит св. Прокл — тайны происходящей в Деве; не знал т. е., какого чуда будет служителем; не знал, что от обрученной ему Жены родится Христос, предреченный пророками". Можно представить, что должно было происходить в чистой душе св. старца при убеждении в непразднстве Марии! Св. Церковь, выражая душевное состояние его, говорит, что в нем возрастала "буря помышлений сумнительных". Он всматривался в Пресвятую Деву и не верил глазам своим, начинал думать, и отгонял мысль, принимал все это за сновидение, но и во сне не ожидал увидеть этого. Ничего не зная о Благовещении он обращался к земле и небу за разрешением сомнения и нигде не находил его. В страшном волнении духа он переходил от одном мысли к другой — и вдруг с ужасом остановился на возможности низкаго обольщения "бракоокрадованную помышляя" — как замечает Св. Церковь. "Увидел Иосиф Марию — говорит тот же св. Отец — и уязвилось сердце его; увидел имущую во чреве, и впал в величайшее смущение, предполагая Ее обольщенною".

Ничто не могло быть мучительнее этого предположения для целомудреннаго и любвиобильнаго сердца Иосифа. "Каким лицом теперь буду взирать я на Господа моего? — воскликнул он в рыданиях — как буду молиться об этой Отроковице? я принял Ее из храма Господня девою и не соблюл! Кто уловил меня коварством? Кто сделал это зло в дому моем и опорочил деву? "Но кто же мог ожидать, продолжил он — по изъяснению св. Димитрия Ростовскаго — чтобы та самая Отроковица, которая воспитывалась в храме с таким попечением, которая отличалась таким глубоким смирением, благочестием и преданностию воле Божией, которая дала обет всегдашняго девства, несмотря на увещевания священников вступить в брак, вдруг искусилась обольщением? И та, которую все считали за образец жизни в страхе Божием, незаконно сделалась непраздною! Что мне делать? Куда обратиться, от кого узнать? Спросить ли у Нея Самой и потребовать объяснений? Но о чем же спрашивать? Грех очевиден. Да и для чего вопросами Ее смущать и терзать Ее, когда и без этого Она уже должна страдать от Своего положения? Но не ошибаюсь ли я — вновь спрашивал себя старец — не напрасно ли я грешу против Ея целомудрия"? Но сколько ни поверял он свои наблюдения, желая удостовериться в их обмане, они все-таки убеждали его в одной и той же грустной, по его мнению, действительности. Тогда мрачныя и тяжелыя думы овладели им; и печаль, равносильная отчаянию, залегла глубоко в его чистое сердце. "Мария — так выражает чувства праведнаго Иосифа Св. Церковь — что это значит, что с Тобой сделалось? Гляжу и недоумеваю, дивлюсь и ужасаюсь! Какую перемену вижу я в Тебе? Мария! Ты вместо чести принесла мне позор, вместо радости — печаль, вместо похвалы — укоризну! Как стерпеть мне упреки людей? Я принял Тебя непорочною из храма от рук священников, и что же я вижу теперь"?

В то же время и Пресвятая Мария не могла не наблюдать за св. Иосифом, и чем чаще, чем внимательнее Она смотрела на него, тем яснее открывалось Ей внутреннее состояние его. Ей известна была доброта св. старца; но Она не решалась объяснить ему тайны Благовещения без особой на это воли Божией. Как стыдилась этих подозрений непорочная голубица: как краснело невинное леце Ея; как сжималось непорочное сердце! И все же Она не дерзала нарушить тайны Божией! "Дева молчала (говорит Златоуст), ибо думала, что что не уверит обручника, сказавши о необыкновенном деле, а скорее огорчит его подав мысль, что Она прикрывает сделанное преступление. Ежели сама Она, слыша о даруемой Ей толикой благодати, судила по человечески и говорила: "как будет это, когда я мужа не знаю?", то гораздо более усомнился бы Иосиф, услышав о сем от подозреваемой. Посему Дева вовсе не говорила Иосифу". "Если Мария говорила о Своей тайне с Елисаветою, то потому, что Елисавете уже открыта была сия тайна Духом Святым, и Он Сам говорил устами обеих; а если бы Она стала говорить о сем с Иосифом, то ли по человеческой доверенности, или по человеческому страху, и следственно не по Божественному побуждению говорила бы о тайне Божественной. Теперь Она таится от того, которому, вероятно, более всех на земли открыто было сердце Ея, поелику Она избрала его стражем Своего девства, таится с явной для Себя опасностию не только обличения, но и суда, и смерти" — И так-как Ей теперь не к кому было обратиться за советом или успокоением, кроме Бога, за дело Котораго и Она и Иосиф страдали; то, возложив всю надежду свою на Господа, Она была в твердой уверенности, что Он, в неистощимой бездне премудрости Своей, нейдет лучший способ вывести Ее из такого труднаго положения. Молчание — по мере молчания о Ней Самого Господа — представлялось Ей необходимостью, и Она молчала.

Так провела святая чета несколько времени под гнетом тяжкаго искушения и как-бы приобщаясь грядущим страданиям Искупителя мира. И в то время, когда Он возрастал в утробе Матери плотию, Пресвятая Дева возрастала духом, уравновешивая внутреннее величие души с неизреченною высотою Матери Господа. И в св. Иосифе тяжелое положение его послужило лишь поводом к тому, чтобы выказалось, вместе с безукоризненною честностию, необыкновенное добросердечие его. Он долго боролся с собою, долго соображал, как поступить с Мариею. Он имел, во-первых, право всенародно обличить непраздную Деву, предав Ее строгости закона Моисеева, установленнаго на подобные случаи; но такая жестокость была совершенно противна его кроткому нраву и тому уважению, которое, при всех его подозрениях, он продолжал питать к Пресвятой Деве. Во-вторых, он мог оставить все дело это без внимания и последствий и продолжать носить имя супруга Той, Которая, по его мнению, была бракоокрадованною; но последний образ действий был противен совести его, решительно отвращавшейся от всякаго потворства нечистоте и от всякаго соучастия в неправде; и потому оставить попрежнему Марию при себе, и тем отвратить от Нея безславие, Иосиф признавал несообразным с законом Божиим и противным своей совести. После долгих соображений и колебаний, он — столько же добрый и милостивый, сколько правдивый и чистый — решился отпустить Пресвятую Деву, но тайно вручив Ей разводное письмо, в котором не прописывать причин развода, на что закон давал ему полное право. "Иосиф выказал в этом случае — замечает св. Иоанн Златоуст — удивительную мудрость: не обвинял и не укорял Деву, но думал только отпустить Ее".

Так праведный Иосиф, не ведая тайны воплощения Господа,