Слезами это все кончится?

Или кровопролитием?

Каков шанс, что нас покажут в вечерних новостях?

Чтобы как-то отвлечься от происходящего, я принялась повторять в уме таблицу умножения на девять. Как обычно, на девятью восемь я застряла. Я начала сначала, и когда добралась до девятью шесть, Вероника, к моему огромному облегчению, шагнула обратно, разжала кулаки, поправила волосы и сделала глубокий вдох.

– Элис О’Рурк, объясни мне, что это было. Немедленно. – Она снова говорила тихо.

Элис только молча смотрела на нее и теребила прядь волос. Тут уже мне самой захотелось подойти и врезать ей. Правда все равно откроется, так чего ради все это? В итоге же будет только хуже. Вдруг Джейми заплакал.

– Элис не хочет, чтобы у тебя был парень, – голосил он сквозь слезы. – Она хочет сделать так, чтобы он ушел. Она сказала Мэган. Я сам слышал. Она сказала, что будет очень плохо себя вести, и тогда твой парень убежит и не вернется.

Я вздохнула. Уф, большой секрет теперь не секрет. С ожиданием покончено. Готовимся к оглушающему взрыву.

У Элис сверкнули глаза, но выражение лица не изменилось. Я посмотрела на Веронику. Она прижала обе руки ко рту, так что я видела только длинные красные ногти в опасной близости от ее глаз. Так можно и в глаз себе ненароком ткнуть. Потом она наклонилась вперед, и ее золотистые волосы упали на лицо. Раздалось жуткое хрюканье. От элегантной Вероники я таких звуков не ожидала. Она не поднимала головы. Судя по голосу, она рыдала.

– Элис, скажи, что это неправда. Прошу.

Элис села прямо. Она больше не хмурилась. Я видела, что она испугалась. А если уж Элис испугалась – значит, всё, каюк. Вероника всегда держала себя в руках, но после такого можно было ждать чего угодно. Я пихнула Элис локтем и прошептала:

– Скажи ей, Эл. Пожалуйста. Она все равно знает, хуже уже не будет. Давай, соберись и скажи ей правду.

Элис встала, подошла к окну и посмотрела на улицу. Она говорила, стоя к нам спиной, бесцветным, неживым голосом, словно не раз репетировала эту сцену:

– Прости, мам. Это правда. Но не сердись. Я сделала это ради семьи. Не только ради себя. Тебе не нужен парень. У тебя есть я и Джейми. Я должна была избавиться от Нормана. У меня не было выбора. Понимаешь? Я сделала это ради нас всех.

Вероника по-прежнему не поднимала головы. Я видела только ее роскошные волосы, которые слегка трясло. Она ничего не ответила. Теперь рассердилась Элис. Она повернулась, подошла к маме, взяла ее за плечи и закричала:

– Мам, послушай меня. Я поступила правильно. Я спасла нашу семью. Не злись на меня, пожалуйста.

Наконец Вероника посмотрела на нее. Она была бледная, помада немного поплыла, тушь размазалась под глазами – она стала похожа на необычайно симпатичную панду.

– Да нет, я не сержусь, – сказала она.

Элис отшатнулась. Гнев снова превратился в страх.

– Я отпугнула твоего парня, только и всего, – мягко сказала она.

Вероника сделала глубокий вдох.

– Элис, голубка, я ничего смешнее в жизни не слышала.

И тут до меня дошло. Щеки у Вероники стали мокрыми не от грусти и не от злости. Я лично не услышала ничего смешного, но по какой-то недоступной мне причине Вероника смеялась над нами.

Элис в замешательстве посмотрела на меня. Я помотала головой. Кто бы объяснил, что тут происходит. Может, Вероника помешалась?

Кто-то должен вызвать врача?

Этот кто-то – я?

В критической ситуации нужен кто-то здравомыслящий, и, увы, других добровольцев я что-то не видела. Я подумала, не предложить ли Веронике горячего, сладкого чаю, как делают в кино, когда у кого-нибудь шок.

А может, дать ей пощечину?

Она меня потом простит за это?

Или ударит в ответ? Вот это было бы уж совсем нечестно.

Элис сидела на диване и смотрела, как ее мама потихоньку приходит в себя. Джейми продолжал сосать палец. Вид у него был немного испуганный. Я чуть-чуть улыбнулась ему – мол, все будет хорошо. Хотела бы я сама в это верить.

Вероника наконец отсмеялась, достала из кармана бумажный платок и вытерла глаза. Затем подошла к Элис, села рядом и положила ей руку на плечо. Элис руку стряхнула и отодвинулась. Вероника говорила очень тихо. Так тихо, что мне пришлось вытянуть шею, иначе бы я ничего не расслышала.

– Элис, голубка. Ты все не так поняла. Видишь ли, Норман…

Элис не дала ей сказать.

– Не волнуйся, мам. – Голос у нее был высокий и резкий. – Я прекрасно все вижу. Ты даже представить не можешь насколько. Я слышала, как ты шепчешься с ним по телефону каждый вечер. Видела всю эту новую одежду и духи. Видела твой тайный дневник. Я даже видела, как вы встречаетесь на «нашем месте». И как вы целовались. Не говори мне, что я должна видеть.

Тут Вероника ее перебила. Она едва сдерживала смех. Я снова затеяла умножение на девять в уме.

– Ты видела, как я с ним целовалась? С Норманом? – Либо она великая актриса, либо и впрямь очень удивилась.

Элис пожала плечами.

– Ну, вообще-то, Мэган видела, но какая разница. Поцелуй есть поцелуй.

Вероника посмотрела на меня.

– Мэган?

Я грустно покачала головой. Я осталась в Дублине, чтобы поддержать Элис, но это уже слишком. В историю с поцелуями я впутываться не собираюсь. Безумие какое-то.

– В понедельник, – пришла на помощь Элис. – Ты была в кофейне, пришел Норман, и вы поцеловались.

Вероника улыбнулась. К счастью, она не спросила, с чего это вдруг мы в понедельник видели ее в кофейне.

– Да, ты права, – сказала она. – Теперь я вспомнила, наверное, мы действительно поцеловались.

– То есть ты даже не собираешься это отрицать? – ужаснулась Элис.

Вероника ласково улыбнулась.

– А зачем? Это правда.

Элис набрала побольше воздуха и открыла рот, но не раздалось ни звука. Она снова закрыла и открыла рот. «Как золотая рыбка, которая у меня когда-то была», – подумала я, но мысль была злая, и я постаралась выкинуть ее из головы.

– Элис, послушай меня, – продолжала Вероника. – Да, я поцеловалась с Норманом, но все совсем не так, как кажется. Просто у него такая привычка, он всех целует. Это ничего не значит. Обычное приветствие. Все равно что руку пожать. Да и не в этом дело. Норман – не мой парень… – Неужели он бросил ее из-за спектакля Элис в кофейне? – …и никогда им не был, – добавила она. Похоже, Вероника читала мысли не хуже своей дочки.

Элис пооткрывала и позакрывала рот еще несколько раз и наконец выдохнула:

– Правда?