Треск и она уходит под лед.

Бл@ть-бл@ть-бл@ть.

В этот момент, кажется, время остановилось. Оно нахрен исчезло.

Я по-пластунски, не видя ничего вокруг, ползу к месту, где она провалилась.

— Рената, — словно со стороны слышу свой голос. И не узнаю его.

Нет-нет-нет, только не это.

Вглядываюсь в воду, пытаюсь найти ее…

Секунда-две-три.

— Давай же, — разгребаю снег, расчищая тающий лед.

Вглядываюсь.

— Давай же! Всплывай! — ору я.

И уже не веря своим глазам мне удается ухватить взглядом ее силуэт.

— Бл@ть, — если сейчас лед подо мной провалится, от меня толку будет мало.

Но хоть в этом везет, успеваю ухватить девчонку, вытянуть на поверхность льда и оттащить подальше.

— Ну же, — у нее посинели губы. — Давай, — действую по инструкции.

Переворачиваю ее, уложив к себе на колено, даю стечь воде.

Укладываю на спину. Пытаюсь прощупать пульс.

— Нет, черт возьми, — пульс не прощупывается.

Приступаю к реанимационным действиям.

— Раз-два-три…

* * *

Вдохнула со свистом, закашлялась, а я выдохнул с облегчением. Оседаю рядом на лед, пока она приходит в себя. Меня колбасит. Где мое хладнокровие? Уж точно не здесь. С этой девчонкой все идет не по плану. Это злит. Но в то же время странные чувства одолевают меня.

Ее трясет всю. До моего слуха доносится всхлип и девчонка начинает реветь.

Стягиваю с нее промокшую куртку. Как она не успела утянуть девчонку на дно? Ботинки снимаю с нее.

— Что ты… — срывается с ее губ.

— Сейчас замерзнешь еще больше, — отвечаю, а сам снимаю с себя куртку и укутываю ее. Подхватываю на руки и тороплюсь в сторону дома.

А она больше ни слова не произносит. Ревет, прижавшись ко мне.

Оказавшись в доме, первым делом несу ее в комнату. И начинаю раздевать. Она не сопротивляется, лишь шмыгает носом. Кофта со штанами летят в сторону и падают на пол со звучным шлепком. Девчонка тут же прикрывается. Тяну руки к трусикам. А она зажимается и смотрит на меня испуганно.

Отступаю на шаг.

— Тогда сама. И под одеяло, — командую и ухожу в соседнюю комнату. В шкафу есть кое-какие женские вещи. Там и нахожу пижаму. Захватываю полотенце и на обратном пути заглядываю в кухню, включаю чайник.

Возвращаюсь.

Рената забралась под одеяло. Бледная, с синюшными губами…

Сажусь на постель, раскрывая ее.

— Не надо, — шепчет.

— А совсем недавно ты была гораздо смелее, — усмехаюсь. Но добираюсь до ее ног. Холодных как лед. — Растереть надо, чтобы улучшить циркуляцию крови. Согреешься быстрее, — комментирую свои действия и принимаюсь за работу.

— Повернись спиной ко мне, разотру, — с трудом сглатываю.

Рената слушается и, повернувшись ко мне, прикрывается одеялом. Ее все еще знобит. Поэтому стараюсь работать быстро. После чего возвращаюсь на кухню, завариваю чай и добавляю пару ложек меда.

Возвращаюсь в комнату с кружкой.

— Пей, — присаживаюсь рядом.

Девчонка хочет взять кружку, но обжигается. Морщится.

— Я помогу, — и подношу к ее губам чашку. — Пей.

И она делает небольшой осторожный глоток, смотря на меня своими синими глазами.

— Ну? — спрашиваю, когда она уже сама держит кружку. — Согрелась немного?

Кивает и продолжает пить чай.

Вот и славно.

— Если что-то нужно будет, зови, — поднимаюсь с постели и выхожу из комнаты.

День переходит в вечер. За окном темнеет. Девчонка спит. Я на кухне. Кручу в руках рабочий телефон. Старый допотопный кнопочный огрызок. Но надежный. Чтобы связаться с майором, нужно выехать в соседний район. Что, собственно, и делал на днях. Но сейчас у меня жуткое желание все это остановить. Отвезти обратно принцессу, вернуть ее родителям, пусть и дальше ее холят и лелеют. Пусть Кайсаров сам справляется. На кой черт он вообще обратился в органы? А те в свою очередь обратились к нам. Вляпался в дерьмо, а нам теперь разгребать. Да и не понравилось мне все это изначально. Непрост отец девочки, далеко непрост. Не сдаст он своих подельников. Не сдаст. Обещания его все на пустом месте. Хоть его и начали раскручивать и фамилии уже некоторые были озвучены… это все не то. Что-то здесь не так.

До слуха донесся шорох. Обернулся. Рената, укутавшись в одеяло, стоит на пороге. Щеки горят. Глаза блестят.

Хмурюсь.

— Пить хочу, — говорит практически охрипшим голосом и начинает оседать.

Вскакиваю на ноги и в два шага оказываюсь рядом. Успеваю подхватить. Да что ж такое?

— Рената, — зову ее, но она на меня не реагирует.

Подхватываю на руки и несу к дивану. Укладываю осторожно. Касаюсь лба, щек. Она вся горит.

— Твою… Что ж мне так везет-то?

Не знаю, справлюсь ли своими силами. В больницу бы ее… Мало ли как ее сегодняшнее купание могло отразиться. Девочка-то тепличная.

Давай же, соберись. Нужно что-то делать. А вот что, упорно не идет в голову.

От запутывающихся мыслей отвлекает лай собаки. Тявка?

Выхожу из дома на крыльцо. Бабка.

— Ты чего, баб Дусь? — удивленно смотрю на старуху.

Пес рядом стоит, хвостом виляет.

— И долго тебя ждать? — звучит недовольно, а сама перехватывает сумку из одной руки в другую.

Поднимается по ступенькам и мне приходится посторониться, чтобы дать ей пройти. Пес тут же следом за ней. Вот это наглость.

— Ждать? — не понимаю.

— Дурака-то из себя не строй, — снова недовольный голос. — Где?

Не успеваю и слова сказать, как раздается лай.

— Поставь чайник. Нужен кипяток, — заявляет бабка и проходит в комнату.

Я в кухню, выполнять указание. И тут же возвращаюсь обратно. Нахожу бабку в комнате, она присела на край дивана, разглядывает девчонку.

— Врача бы, да времени мало, — причитает, ощупывает ее. Морщится, будто что-то ей не нравится.

— Что с ней? — спрашиваю, наблюдая со стороны.

Молчит. Укладывает свою ладонь на лоб девочки. Замирает. Потом оборачивается на меня и смотрит странным пугающим взглядом.

— Что же ты наделал, — качает головой. — Я бы тебя вот этими бы руками, — трясет ими в воздухе. — Веди меня в кухню. Отвар нужно готовить. Я все свои травки принесла. Будем лечить твою девочку, — и пройдя мимо меня, причитает и ругает.