– Может быть, он прав, – задумчиво предположил Дронго. – Втот день у вас были посетители?

– Да, были. Все подробности записаны в журнале нашегозавхоза Евсеева. Но в этот день приезжал двоюродный брат Витицкой. Он заезжалза ней примерно в половине одиннадцатого утра. Потом, после обеда, было ещедвое посетителей. Казимире Станиславовне привозили книги. Водитель мужа еевнучки. И еще к Шаблинской кто-то приезжал. Не знаю, кто точно. Вам лучшепросмотреть журнал.

– Нам сказали, что Мишенин обычно принимает снотворное,чтобы заснуть.

– Каждую ночь. А почему вы спрашиваете?

– Нам важно понять, кто в ночь вашего предыдущего дежурствамог бодрствовать в то время, когда вы нашли умершую Боровкову.

– Многие, – немного подумав, ответил Мокрушкин, – у насвообще люди плохо спят по ночам. Витицкой сделали укол, наверно, она спала.Радомиру тоже было плохо, с ним возилась Клавдия Антоновна, уколы ему делала.Мишенин точно спал. Угрюмов не спал, он все время ходил по коридору. Ему делаютзамечание, а он все равно курит. Ходит на кухню – там окно открытое есть – икурит, как мальчик, тайком. Ему уже объясняли, что здесь вообще нельзя курить,но он не обращает внимания. Все равно, говорит, от рака легких я не умру.Просто не доживу. Меня уже сгубила другая крайность. У него ведь цирроз печени.Шаблинская не спала, я видел ее в столовой, она туда за водой заходила. Вот ещенеобыкновенная женщина! Несмотря на свой возраст и болезнь, даже ночью вкоридор не выйдет, если не причешется и не оденется. Они смотрели вместе сЯрушкиной какую-то передачу. Кто еще? Казимира Станиславовна тоже не спала, яточно знаю, видел свет в ее палате. Вот и все. У нас ведь не так многопациентов, за всеми можно уследить. Троих врачей и санитарок вполне достаточно.Светлана Тимофеевна требовала, чтобы по ночам дежурили даже два врача, но такбудет слишком тяжело для всех, и Федор Николаевич не разрешил. Одного врачавполне достаточно. А если нужно, я всегда могу вызвать кого-то из дома. УСурена Арамовича и Людмилы Гавриловны есть свои машины. И сам Степанцев всегдаможет приехать, если понадобится.

– Нам говорили, что у Боровковой был сложный характер.

– Очень сложный, – кивнул Мокрушкин, – она со всемиконфликтовала. Но быстро отходила. Потом переживала. Сама говорила, что ееглавный враг – это ее язык. Она быстро вспыхивала и быстро успокаивалась. А вотТамара Рудольфовна совсем не такая. Она долго помнит обиду и никогда незабывает своих обидчиков. Уникальная женщина. На все праздники она надеваетсвою звезду. Мы потом узнали, что это камуфляжная звезда. Настоящую онаспрятала дома, а эту надевает по праздникам. У нее четыре ордена – можете себепредставить, какая это была женщина.

– Говорят, что они с Боровковой конфликтовали друг с другом?

– Еще как. Спорили до хрипоты с цитатами из классиковмарксизма-ленинизма. Буквально кричали друг на друга. Они ведь обе были членамиЛенинградского обкома партии, знали друг друга уже много лет. И встретились унас. Представляете, как им было неприятно встретиться именно здесь? Ведь обеони считались очень успешными женщинами. Боровкова была всемогущей главоймногомиллионного города. Все знали, что основные решения принимает не сампредседатель Ленгорсовета, а его первый заместитель. Я слышал, что тогда дажехотели сделать ее председателем, но где-то в Москве ее документы не прошли. Кженщинам было некое предубеждение, сделать главой города даму было сложно. Да ипервый секретарь обкома наверняка тогда возражал. Кому захочется иметь у себятакого руководителя местной власти?

– Откуда вы все это знаете? Вы же совсем молодой человек,практически не жили при советской власти. Вам тогда было девять или десять лет?

– Бабушка рассказывала. Она у меня в Санкт-Петербурге живет,всю жизнь библиотекаршей проработала в райкоме партии. От нее я узнавал все этиподробности.

– Там был кабинет политического просвещения, при которомбыла библиотека, – поправил его Дронго, – так тогда назывались библиотеки врайкомах партии.

– Может быть, – улыбнулся Мокрушкин, – я таких подробностейуже не знаю.

– А насчет второй?

– Вторая была директором самого успешного предприятия.Героем Социалистического Труда. В те времена, говорят, ставили памятники тем, укого были две звезды.

– Бюсты на родине, – поправил его Дронго, – действительноставили.

– Ну вот она, очевидно, считает, что мы должны относиться кней как к живому памятнику. А она для нас – обычный пациент, только немногобеспокойный.

– Вот тут вы не правы, Мокрушкин. К таким людямдействительно нужно относиться с особым пиететом. Даже в те годы, когда грудьБрежнева украшали все мыслимые и немыслимые награды, Героями просто так обычныелюди не становились. Это звание, как и остальные ее ордена, нужно былозаслужить. Вот поэтому вам и нужно относиться к ней соответственно.

– Передам нашим врачам и санитаркам ваше пожелание, –пообещал Мокрушкин, – но, в общем, все понятно. Они не очень любили друг друга.Каждая претендовала на роль первой дамы в нашем заведении. А тут еще Шаблинскаяих раздражала. Она ведь так ухаживает за собой, так следит до сих пор. И фигурутакую сохранила. Понятно, что ей ничего нельзя есть, кишечник больной. Но онаведь всю жизнь такой была, за собой следила, на диетах сидела, маски разныеделала. И сейчас всех заражает своим оптимизмом. Потрясающая женщина. Я всевремя думаю, что наверняка сорок или пятьдесят лет назад у нее была целая кучапоклонников.

– Вы, наверно, считаете, что поклонники бывают только вдвадцать или в тридцать лет, – усмехнулся Дронго, – учитывая, что вам самомудвадцать девять. Все не так просто, господин Мокрушкин. Французы говорят, чтоженщина как вино: чем старше, тем лучше. Раньше я считал это просто обычнымсловесным упражнением, а с годами понимаю, что французы правы. Умная женщинаможет вызвать симпатию и даже обожание и когда ей далеко за сорок, и когда запятьдесят. Некоторым удается потрясающе выглядеть и даже вызывать интересмолодых мужчин, когда им за семьдесят.

– В возрасте моей бабушки, – улыбнулся Мокрушкин, – но этогоне бывает никогда.

– Актриса Софи Лорен, – напомнил Дронго, – согласитесь, чтов нее можно влюбиться даже сейчас. И еще сколько угодно примеров. Поэтому небудьте так категоричны. Это все издержки молодости.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел главныйврач. Все трое мужчин поднялись.

– Вот вы где, – пробормотал Федор Николаевич, – я так идумал. Клавдия Антоновна сказала мне, что вы уже закончили разговор с ней. Явам не помешал?

– Нет, мы здесь тоже закончили. У нас к вам просьба. Можнопосмотреть журнал посещений, который хранится у завхоза?

– Только завтра утром, – ответил Степанцев, – это егохозяйство, и мы не имеем права брать журнал без его разрешения.