имелась кухня, я не помню, чтобы я хоть как-то ею пользовалась за исключением тех многочисленных случаев, когда хотелось выпить чашку горячего чая.

Время от времени я заводила короткие беседы с моими соседками – англичанкой и француженкой, – но в нашей работе было мало общего. Они были офисными сотрудниками и трудились в отделе документации. Однако у нас случались интересные разговоры, когда девушки рассказывали о своей жизни в Лондоне и Париже до поездки в Нюрнберг. Я никогда не бывала в их странах, а они не бывали в моей.

Мне повезло, и я быстро подружилась со стенографистками Пиилани Ахуной из Гонолулу и Дороти Фитцджеральд из Кливленда, штат Огайо. Они обе работали на Нюрнбергском процессе над бывшими главными руководителями нацистской Германии, также известном как процесс в отношении Геринга. Эти стенографистки остались в Нюрнберге и продолжили трудиться на последующих процессах. Через них я завела еще одного приятеля в лице Зигфрида (Зиги) Рамлера из Лондона, который тоже работал на процессе Геринга и свободно говорил на нескольких языках.

Найти лингвистов, которые бы обладали достаточной квалификацией, чтобы устно переводить с немецкого языка на английский и наоборот, было очень сложно, однако Зиги соответствовал всем требованиям и стал одним из переводчиков процесса по делу врачей. Он был высокого мнения о судебных стенографистах и ценил наш труд, и я довольно быстро усвоила, насколько сильно переводчики и стенографисты зависели друг от друга.

В первые выходные после объявления перерыва в заседаниях 21 ноября, Лани, Зиги и Дороти пригласили меня разделить с ними завтрак и ужин в «Гранд-Отеле» и немного прогуляться по близлежащим районам. Я взяла с собой фотоаппарат и сделала свои первые снимки превращенного в руины города: вокруг были одни развалины и частично сохранившиеся остовы зданий. Со второго этажа одного из домов свисала ванна.

Чуть позже мы встречались в коктейльном баре «Гранд-Отеля», который, кажется, служил местом всеобщих сборищ, и ужинали в ресторане. Лани и Зиги обладали достаточно высоким положением, чтобы их разместили в самом «Гранд-Отеле». Дороти же жила в огромном и изящном трехэтажном доме, располагавшемся по адресу Хебельштрассе № 8, где компанию ей составляла Энн Дэниелс из Вашингтона, округ Колумбия. На процессе Геринга Энн была главной стенографисткой и прибыла в Нюрнберг прямо после работы на Потсдамской конференции, участниками которой были председатель Совета народных комиссаров СССР Иосиф Сталин, президент США Гарри Трумэн и премьер-министр Великобритании Клемент Эттли.

«Гранд-Отель»

Будучи единственным сохранившимся зданием в центре Нюрнберга, «Гранд-Отель» гордо возвышался над развалинами поблизости. Когда-то он был одним из лучших отелей Европы и служил штаб-квартирой Гитлеру и прочим высшим чинам нацистской Германии во время их визитов в Нюрнберг на съезды Национал-социалистической немецкой рабочей партии. Рестораны, лобби и величественный бальный зал были пышно украшены и обставлены солидной немецкой мебелью.

Во время бомбардировки Нюрнберга отель практически раскололся на два отдельных здания.

Чтобы попасть из службы приема и размещения в задние помещения, нужно было пройти по двум доскам, соединявшим расщелину на третьем этаже.

Уорент-офицер и судебный стенографист Джек Рунд из Вашингтона, округ Колумбия, одним из первых прибыл в Нюрнберг после войны для того, чтобы работать над созданием стенографического отчета свидетельских показаний во время досудебных допросов Германа Геринга и других бывших руководителей нацистской Германии, еще до того, как 20 ноября 1945 года начался процесс по их делу.

Джек рассказал мне, что во время одного из своих выступлений от имени Объединенных организаций обслуживания вооруженных сил для солдат в Нюрнберге Боб Хоуп поставил стул прямо в центр этих досок, уселся на него и заявил, что это «лучший номер во всей Германии, поскольку вид отсюда открывается на все четыре стороны света!».

В 1945 году армия США потратила более миллиона долларов на восстановление и ремонт отеля и приведение его в приемлемое для жилья состояние. Открыв свои двери для гражданских и военных сотрудников оккупационных держав, отель превратился в центр социальной жизни американцев.

Через дорогу от отеля располагались разбомбленные останки старой крепостной стены. Сохранились лишь небольшие ее участки и чудом уцелевшая орудийная башня. Высохшие рвы внизу были завалены обломками. Черно-серый скелет главной железнодорожной станции тоже находился через дорогу, и зияющие провалы выбитых окон неотрывно глядели на отель.

«Гранд-Отель». Снимок сделан во время войны, но до того, как 90-минутная бомбардировка города союзниками уничтожила прекрасную крепостную стену, окружающую Старый город (на снимке слева).

Прямо за дверью главного входа за полукруглой стойкой вестибюля сидел полицейский Вооруженных сил США, проверяя пропуска всех входящих. Помогали ему в этом и другие охранники.

В большом ресторане находился один круглый стол, судя по всему, закрепленный за моими новыми приятелями – стенографистами, переводчиками и представителями прессы. Для меня было честью оказаться в их рядах.

Нашим официантом был допущенный к работе немец по имени Генри, высокий и приветливый мужчина с приятной искренней улыбкой. Жестокую бомбардировку союзнических сил пережил только сам Генри и один из его младших сыновей. Его жена и пятеро остальных детей погибли. Он был благодарен за возможность здесь работать. Мы стали его друзьями. Каждую неделю мы покупали в гарнизонном магазине разные мелочи и полезные припасы вроде мыла, зубной пасты и зубных щеток для него и сына. Я помню, как однажды отдала ему заказанный на ужин стакан молока. Он отнес его на кухню и приберег для сынишки. А еще мы всегда оставляли чаевые.

Было принято оставлять две сигареты, которые немецкие официанты впоследствии могли использовать в качестве обменной валюты.

Я не имела ни малейшего понятия об их жизнях. Жили ли они в подвалах разрушенных зданий, сбившись в кучу с другими выжившими немцами и делясь всем, что удалось раздобыть? Об этом я никогда не спрашивала.

В выходные мы частенько ужинали в обеденной зоне элегантного бального зала, носившего название «Мраморного». Иногда там даже можно было послушать выступления оркестра или музыкальной группы. Высшее командование вооруженных сил США, осознавая, какие кошмарные истории нам приходилось слышать каждый день, организовало в Мраморном зале прекрасную развлекательную программу выходного дня. Довольно часто приглашали датский выездной цирк – воздушных гимнастов и танцоров. Неизменно были и танцы с оркестром, который играл не только великолепные венские вальсы и энергичную польку, но и самые популярные американские хиты той эпохи. Вряд ли можно было сделать больше, чтобы приблизить окружающую нас действительность к нормальной жизни, которую мы когда-то вели в Штатах. А короткие поездки по Баварии и соседним странам почти