что моей специализацией во время обучения стенографии в колледже была медицинская терминология. И я ужасно обрадовалась, когда он включил меня в команду назначенных именно на этот процесс.

Система синхронного перевода, разработанная на базе оборудования компании IBM и обеспечивающая возможность стенографирования во время первого Нюрнбергского процесса, должна была получить продолжение во время последующих. К этому времени специалистам уже удалось исправить практически все неполадки.

Поскольку в процессы были вовлечены люди, говорящие на самых разных языках, для всех присутствующих в зале судебного заседания – судей, адвокатов, ответчиков, стенографистов, журналистов, устных и письменных переводчиков, наблюдателей, прочих работников судебного аппарата и публики – были предусмотрены специальные наушники, благодаря которым они могли слушать перевод и понимать происходящее.

Ответчики и их адвокаты настраивались на немецкий язык. Что касается стенографистов, мы переключали язык на английский. Таким образом, за исключением тех случаев, когда слово брал один из американских судей, англоговорящий свидетель или адвокат, мы записывали слова переводчиков. Эти отрывки позднее правились усилиями устных и письменных переводчиков, которые просматривали стенографические отчеты после окончания судебного заседания, а затем, уже ночью, эти отчеты отправлялись на печать и каждое утро ложились на столы судей, адвокатов и прочих судебных работников, а также вручались представителям международной прессы.

На столах свидетелей, судей и адвокатов были установлены два световых сигнала, которые загорались по желанию переводчиков-синхронистов: желтый сигнал означал просьбу говорить помедленнее, а красный – остановиться. Для того чтобы перевести предложение с немецкого на английский язык, переводчикам приходилось дожидаться его конца (в немецком языке именно в конце предложения обычно находится глагол, важный для понимания всего сказанного ранее), а затем максимально быстро передавать суть целого предложения на английском.

Когда страсти накалялись, речь немецких адвокатов и свидетелей становилась быстрой, приводя к колоссальному перенапряжению переводчиков, из-за чего те нередко ошибались.

Именно в такие моменты переводчики могли зажечь желтый или красный «аварийный» сигнал, получая тем самым возможность «догнать» говорящего.

Иногда нагрузка была столь велика, что в результате перевода «пылесос», превращался в «сосатель пыли», а «искусственное оплодотворение» оборачивалось «искусным удобрением». В процессе работы стенографисты и синхронисты сильно сблизились, поскольку слишком зависели друг от друга. Стенографистам запрещалось говорить или иным способом прерывать судебное заседание, чтобы попросить повторить бесчисленные сложносоставные немецкие слова или названия городов, концентрационных лагерей или организаций. В таких случаях мы просто записывали эти слова так, как их слышали.

В связи с этим рядом с нами сидел англоговорящий наблюдатель – гражданин Германии, освобожденный от подозрений в участии в деятельности нацистской партии, – и от руки писал для нас сложные слова вроде Theresienstadt, Soldatenkonzentrationslager, Hauptsturmsführer и Reichsluftfahrtministerium.

Спустя пятнадцать минут работы стенографист покидал зал суда, и его место занимал коллега, продолжая записи. Выходя из зала, мы проходили на расстоянии вытянутой руки от обвиняемых, после чего удалялись в офис, где печатали свои записи на механических пишущих машинках, стоящих на закрепленных за нами письменных столах.

Во время процессов велась аудиозапись, которая фиксировала каждое слово, произнесенное в зале судебного заседания.

Эти записи были нужны для того, чтобы в конце дня письменные переводчики могли проверить стенографический отчет и исправить места, где синхронисты допустили ошибки.

Каждая страница такого отчета, сопровождаемая именем стенографиста и номером, уходила в отдел трафаретной печати для последующего перепечатывания. Оттуда отчет отправлялся в отдел тиражирования документов, где посредством все той же трафаретной печати создавались его копии и, как правило, уже к следующему утру оказывались в руках всех участников судебного процесса. Этот ежедневный процесс тиражирования является стандартной процедурой в американских судах, а также в Сенате США и в Палате представителей.

Отчеты американских стенографистов также были переведены на немецкий язык для последующей печати. Это был кропотливый ежедневный труд, в результате которого было создано более 330 000 страниц стенографического отчета по последующим Нюрнбергским процессам. 11 530 страниц было посвящено делу врачей.

4. Дело № 1, Нюрнбергский процесс по делу врачей

25 октября 1946 года Соединенные Штаты Америки предъявили обвинение двадцати немецким докторам и трем их сообщникам по четырем пунктам по делу «Соединенные Штаты Америки против Карла Брандта и др.». Так начался первый и самый страшный из последующих двенадцати процессов.

Первый пункт обвинения: общий умысел и заговор по совершению военных преступлений и преступлений против человечности.

Второй пункт обвинения: участие в военных преступлениях.

Третий пункт обвинения: совершение преступлений против человечности, жестокое и безжалостное отношение, пытки, садистские и прочие бесчеловечные деяния.

Четвертый пункт обвинения: членство в организации, известной под аббревиатурой «СС» и объявленной Международным военным трибуналом преступной.

Члены Трибунала

Состав первого Международного военного трибунала включал несколько высокопоставленных лиц.

Уолтер Б. Билс, председатель суда (председатель Верховного суда штата Вашингтон).

Судьи Гарольд Л. Себринг, Уолтер Б. Билс (председатель), Джонсон Т. Кроуфорд и заместитель Виктор К. Свиринген, в зале судебных заседаний Дворца правосудия во время Нюрнбергского процесса по делу врачей

Гарольд Л. Себринг (член Верховного суда штата Флорида).

Джонсон Т. Кроуфорд (в прошлом судья Окружного суда штата Оклахома).

Виктор К. Свиринген, заместитель (в прошлом специальный помощник генерального прокурора США).

Обвинительное заключение по каждому из обвиняемых было вынесено на немецком языке 5 ноября 1946 года. Я оказалась в Нюрнберге уже на следующий день после этого.

Официальное предъявление обвинения в суде

Официальное предъявление обвинения в суде состоялось 21 ноября 1946 года[14]. Председатель Уолтер Билс призвал присутствующих к молчанию таким сильным ударом своего молотка, что звук эхом пронесся по огромному залу заседаний. Он заговорил:

– Сейчас ответчикам по делу, находящемуся в настоящий момент на рассмотрении данного трибунала, будет предъявлено обвинение. По мере того как мы будем называть имена ответчиков, ответчики должны встать со своих мест и не садиться, пока не получат соответствующего распоряжения. Господин генеральный секретарь Трибунала сейчас назовет ответчиков поименно.

Ответчики поочередно вставали со своих мест по мере того, как секретарь называл их имена. Я смотрела на каждого из них.

Они выглядели потрепанными и были одеты либо в мятые костюмы, куртки и брюки, либо в военную форму, лишенную каких бы то ни было знаков различия. На ногах у многих были военные сапоги выше колен. Ответчики выглядели заносчиво: сжатые губы, жесткие взгляды и упрямо стиснутые зубы. Самыми зловещими мне показались доктор Карл Брандт с его пронзительным взглядом и Вольфрам Зиверс, обладатель черной бороды и заостренных усов. Я мысленно присвоила ему прозвище «Синяя Борода». Когда ответчики поднимались на ноги, в зале судебных