советского стула. Тяжело выдохнул.

Как же я ошибался, когда думал, что дело уже в шляпе. Контракт с Элаизой, который еще неизвестно как мне аукнется, был только началом пути. А конец наступит не раньше, чем я сниму седьмую печать. Вернее, заставлю маму это сделать.

Георгий Вольфович еще некоторое время вдалбливал в мою голову знания о гипнотизерах. Уже стоя на пороге, он заставлял меня повторять главные правила, которые я обязательно должен соблюдать. Я кивал головой и уверял, что выполню все, о чем он меня просит.

— Костя, — коллекционер провел рукой по своим седым волосам. — Может я сам попробую снять гипноз с твоей матери? Я все же опытнее.

— Нельзя. Вы же понимаете. Только ребенка она не заподозрит. Я же вам объяснял.

— Ладно, — сдался старик, похлопал меня по плечу и выдохнул. — Удачи тебе. Надеюсь, все будет хорошо.

Я кивнул сторожу и вышел за дверь.

Весь этот день я раздумывал над тем, правильно ли поступил, отказавшись от помощи коллекционера. Но лучшей идеи в голову мне так и не пришло. Только став очередной жертвой матери, я смогу без подозрений установить с ней контакт. А похищает она все-таки детей, а не стариков.

— Я уже два часа тут, — пробубнил я себе под нос, зыркнув на стаю ворон, рассевшихся на заборе.

Естественно, они не ответили. Но я знал, что Флорика все слышит.

Цыганка наблюдала за матерью с тех самых пор, как та скрылась из виду капитана Троицкого. За эти почти две недели мама похитила уже шесть детей аристократов и отвела их в дом, огороженный забором. Я должен был стать седьмой жертвой. Вот только меня никак не похищали.

— Она должна была уже появиться… — сказала Флорика, приняв человеческий облик, но все равно оставаясь за сугробом.

— Почему ты вообще решила, что свою следующую жертву она будет искать именно здесь?

— Я чувствую…что она рядом, — Флорика приложила палец ко рту и исчезла.

Стая ворон теперь облепила клен, под которым я стоял.

— Молодой человек! — вдруг послышалось со стороны пятиэтажного дома.

В темном дворе у подъезда горела лампа. Под ней стояла женщина, в которой я тут же признал свою мать. Как же она постарела за то время, пока не принадлежит себе.

— Молодой человек! — повторила мама. — Можно попросить вас?

Я глубоко вдохнул. Сейчас нужно быть максимально непредвзятым. Сыграть в эту игру и не подавать вида, что мы с ней знакомы.

— Да? — я подошел поближе и взглянул в лицо своей матери.

— Вы не могли бы мне помочь? — спросила она и поставила большую клетчатую сумку на скамейку.

— Да. Конечно, — я сделал еще несколько шагов.

— У меня есть сынишка. Вашего возраста, — заговорила она, расстегивая котомку. — Сегодня у него день рождения. Я решила сделать подарок. Купила эту приставку.

Мама достала из сумки коробку с «Денди». Если бы я не знал, что этот трюк она проворачивает с каждым, то не разглядел бы того, что коробка уже не новая.

— Чем я могу помочь? — спросил я, сделав вид, что верю в каждое ее слово.

— Лев у меня совсем маленький. Не сможет разобраться, как подключить эту штуковину к телевизору. Не могли бы вы мне помочь настроить все к его приходу? Я живу тут недалеко, — она дружелюбно улыбнулась и протянула мне конфету «Васильки». — Кружка чая и вкусный пирог за помощь с меня.

Я взял угощение и сунул в карман. Этот «Василек» на мой вкус, конечно, отвратительная сладость.

— Хорошо, — кивнул я. — Ведите.

Через пятнадцать минут мы подошли к деревянному забору. Тропинка была не чищена, но протоптана.

Мама прошла к калитке, отворила дверь и впустила меня внутрь.

— Тут у нас не прибрано, но вы не обращайте внимания, — она включила свет в коридоре и принялась снимать валенки, в которых выходила на охоту.

Я тут же бросил взгляд на обувь. Несколько пар ботинок. Разных размеров и цветов. Все это вещи пойманных ею аристократов. Надеюсь, они еще живы. Надеюсь, эта тишина здесь — обычное явление.

Я оставил свою обувь у порога и прошел за мамой.

В небольшой комнате стоял телевизор на тумбочке. Напротив него кресло. Небольшое пространство холодного пола покрывал старый палас.

— Вот, — мама достала коробку с приставкой. — Тогда пока вы тут занимаетесь, я поставлю чайник.

— Хорошо, — кивнул я, но сам даже не собирался притрагиваться к «Денди».

Пока мама гремела посудой в другой комнате, я достал из носка йо-йо. Засунул его туда на всякий случай. Если вдруг мать решила бы обездвижить меня раньше, чем мы доберемся сюда.

— Вот и чай, — мама вошла в комнату с подносом, на котором стояли чайные чашечки и заварочный чайник.

Но ей не суждено было сделать следующий шаг. Она уже поймала взглядом мой крутящийся йо-йо. И я тоже. Вместо того, чтобы выпить снотворное, которое она подсыпала в кружку своим жертвам, теперь я буду прорываться в ее сознание. Лишь бы сделать все с первого раза и не свести маму с ума.

В поглощающей меня тьме я успел расслышать звук бьющейся посуды. Началось.

Глава 9

Последняя попытка

Я очухиваюсь в белоснежном коридоре. На потолке яркие лампы. Они излучают холодный свет. Справа и слева от меня черные двери. На них цифры. Один, два, три… Думаю, их здесь семь. Семь испытаний. Как и говорил репетитор. Добро пожаловать в сознание матери.

Я подхожу к первой комнате. Прикасаюсь к ручке. Поворачиваю ее и открываю дверь.

Передо мной старая деревенская халупа. На вязаном коврике на коленях стоит девочка. Спиной ко мне. Ее руки, кажется, сложены перед собой. Она читает молитву.

— Отче наш, сущий на небесах. Да святится имя твое…

Девочка вся дрожит. Теперь и я чувствую зверский холод. Пар вырывается у нее изо рта. Между строк она всхлипывает, но не останавливается.

— …да прибудет царствие твое. Да будет воля твоя и на земле, как на небе…

Делаю шаг внутрь. Осматриваюсь. Здесь есть окна, но за ними сплошная тьма. Как будто это просто локация, за пределами которой ничего нет. Как в компьютерной игре.

Оборачиваюсь. Двери, через которую я вошел, больше нет.

Значит вот оно? Первое испытание. Я должен что-то сделать тут, прежде чем разум мамы выпустит меня отсюда. Но что?

— …хлеб наш насущный, дай нам на сей день…

Открытые ставни с жутким грохотом ударяются друг о друга и заставляют девочку громко вздохнуть и прервать молитву. Но ненадолго.

— …и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим… — ребенок вскакивает