том, что из клавира вырвано 20 страниц, преспокойно просуфлировал их наизусть! Однако, кроме музыкальности, у него были и другие полезные качества: исключительные организаторские способности, хладнокровие, выдержка, которые вскоре позволили ему покинуть суфлерскую будку. По моим соображениям, гдето около 1906 г. петербургские купцы Кабанов и Яковлев пригласили его в качестве управляющего (теперь это главный администратор) в арендованный ими в Петербурге летний театр «Олимпия».

Хорошо начавшийся сезон неожиданно прервался: деревянный театр после спектакля, ночью, сгорел до тла! Тут и сказались блестящие организаторские способности отца: в двухмесячный срок театр был отстроен заново, и труппа получила возможность работать.

Сложившаяся репутация дельного администратора, проявившего себя помимо «Олимпии» в целом ряде оперных гастрольных поездок, обратила на него внимание директоров Акционерного общества Владикавказской железной дороги, выстроившей в Кисловодске целый комплекс зданий, так называемый «Курзал», в котором был хороший театр со всем необходимым оборудованием.

До отца антрепренером, державшем сезон в Кисловодске, был Форкатти, работавший там несколько лет и имевший свой дом на Шоссейной улице. Почему он оставил антрепризу, я не знаю, возможно, что к этому времени он умер.

Отец получил «Курзал» на чрезвычайно выгодных условиях. ВЖД (так я буду для краткости именовать Управление Владикавказской железной дороги) сдавала ему на срок полтора – два месяца (июль, август) театр с декорациями, костюмами и бутафорией и парк «Курзала», где находились эстрадараковина симфонического оркестра и малая сцена.

За это Валентинов должен был держать в театре первоклассную оперную труппу, оркестр, хор и балет (балет – в скромном количестве, как и во всех тогдашних антрепризах). Но главным условием было то, что в каждом спектакле должен был участвовать в качестве гастролера какойлибо выдающийся артист, имя которого на афише привлекало зрителей не только из Кисловодска, но и со всех остальных курортов минераловодской группы. Тем самым стимулировался приток пассажиров, едущих сюда, и оживлялось железнодорожное движение минераловодской ветки, где ежедневно ходило 26 пар поездов!

Условие это было чрезвычайно разорительным: труппа стоила дорого, не говоря уже о гастролерах, среди которых были корифеи русского и мирового искусства: Шаляпин, Собинов, Смирнов, Тартаков, Катульская, зарубежные артисты: Лео Слезак, Адам Дидур и многие другие. Но и условия ВЖД были весьма льготными; не знаю, с первого ли сезона (помоему, он был в 1909 году), но в дальнейшем ВЖД сдавала отцу театр бесплатно, со всем оборудованием и выплачивала ему еще «субсидию» в сумме 5 000 рублей.

Все это давало возможность в опере «сводить концы с концами», доход же (необходимое условие всякого предпринимательства) ему давала продажа 25копеечных входных билетов в парк «Курзала». Там, гуляя по скрипящей под ногами морской ракушке, которой была усыпана вся площадка (за прошедшие полвека она совершенно исчезла, превратившись под ногами гуляющих в песок), можно было прослушать три отделения симфонической музыки в исполнении первоклассного симфонического оркестра в 60 человек под управлением превосходных дирижеров – Л.П Штейнберга., В.В. Бардяева., А.В. ПавловаАрбенина, М.И. Черняховского.

В перерывах между отделениями оркестра, все спешили к открытой сцене, где исполнялись забавные юмористические пьесыминиатюры, в которых блистал несравненный П.Н. Поль, хорошо известный советскому зрителю. А после окончания 3го отделения оркестра можно было пойти в первоклассный ресторан с огромной верандой, которым руководил знаменитый кулинар О.Л. Шавгулидзе.

Все это привлекало в парк «Курзала» тысячи людей, если… если не начинался в 5–6 часов вечера проливной дождь!

Обычно дождь кончался в полдевятого, но никто уже не спешил в «Курзал», на его мокрые скамейки!

И тогда мой отец «горел синим пламенем» и в течение зимнего сезона, устраивая гастроли известных солистов в различных городах, стремился заработать, чтобы выплатить сполна все то, что он задолжал своим работникам. Особенно тяжелым был один сезон, когда дождь шел каждый день. Отец был в отношении исполнения обязательств человеком необычайной щепетильности, его репутация в этом была безупречной. Это создавало ему большую кредитоспособность, и достаточно было услышать от него словесное обещание, чтобы верить ему без всяких расписок. Мне вспоминается один из эпизодов его работы уже в качестве директора Бакинской оперы, о котором мне рассказывала одна из артисток хора.

«Приехали мы и начали работать. Проходит неделя, а нас не зовут подписывать договор! Вот мы и пошли к зав. режиссерским управлением. Спрашиваем, как быть? Не впустую ли мы работаем?»

– А он нам говорит: «А вы были у Марка Марковича?»

– Да…

– Что он вам сказал?

– Сказал: «Работайте…”

– Ну, вот и все!

Эта репутация позволяла ему, подчас в стесненных обстоятельствах, создавать труппу, т.к. «на слово», почти не давал авансов, все охотно к нему ехали, зная, что свое они получат. Старый артист хора Ю. Сосновский, с которым я работал в Горьком, рассказывал мне:

«Бывало, начнется отпуск (он служил в Мариинском театре) – еду в Кисловодск. Прихожу в «Курзал», вижу М.М. гуляет, с кемто разговаривает. Подойду, поздороваюсь.

– Ну, что, –спросит, – послужить хочешь?

– Да, хорошо бы, Марк Маркович.

– Ну, пойди скажи Лидии Карловне, чтобы дала тебе аванс.

«Пойди скажи» – и никаких заявлений, никаких заявок. Таков был его с т и л ь.

Что же представлял собой руководимый им оперный театр в художественном отношении?

Прежде всего, спектакли этого театра не следует мерить мерками современного зрителя. В них не было ни оригинальных, присущих каждому нашему спектаклю, творческих решений, ни единой мысли, пронизывающей все произведение, ни присущего только данному спектаклю характера оформления и костюмов. Был стандартный набор декораций: «белый зал», «зимний лес», «изба»; стандартный набор костюмов, среди которых меня больше всего смешили так называемые «пейзанские», в которых хор появлялся и в «Фаусте», и в «Кармен», и во «Фра Диаволо»!

Мизансцены были весьма произвольные, рядовые режиссеры коекак указывали, откуда выйти и куда уйти. Даже Н.Н. Боголюбов, бывший тогда крупной фигурой, частенько говорил актерам относительно какогонибудь дуэта: «Ну, вы там сами договоритесь…» (я не раз был этому свидетелем).

И все же спектакли подчас производили огромное впечатление, благодаря отличной музыкальной слаженности. Чем достигалась она? Отнюдь не многочисленными репетициями, которых подчас не было вовсе! Это звучит неправдоподобно, но это так. Вспоминаю разговор отца у нас в квартире за чайным столом с его другом Л.П. Штейнбергом (это было уже в Баку).

В.: Сколько тебе нужно на «Травиату»?

Ш.: Одну спевку и одну оркестровую.

В.: Но на что тебе оркестровку? Что ты будешь на ней делать?

Ш.: Ну, ладно. Можно и без оркестровой.

А ведь за короткий полутора – двухмесячный сезон в «Курзале» шло около сорока (40!) названий и редко какая опера повторялась два раза! (Балеты не шли вовсе). Этого можно было достигнуть при одном непременном условии – высоком музыкальном профессионализме