На мгновение мистический ужас охватил меня – мне показалось,что ожил покойный мосье Рено. Но я тут же сообразил, что в его темных волосахнет седины и что этот стремительно ворвавшийся незнакомец еще очень молод,почти мальчик. Он бросился к мадам Рено с пылкой непосредственностью, точно незамечая нашего присутствия.

– Матушка!

– Жак! – вскрикнула мадам Рено, заключая его вобъятия. – Мой ненаглядный! Откуда ты взялся? Ты же должен был ещепозавчера отплыть из Шербура на «Анзоре»? – Вспомнив вдруг о нашем присутствии,мадам Рено сказала с присущим ей сдержанным достоинством: – Мой сын, господа.

– О! – воскликнул мосье Отэ, раскланиваясь смолодым человеком. – Стало быть, вы не отплыли на «Анзоре»?

– Нет, мосье. Я как раз хотел объяснить, что отплытие«Анзоры» задержали на сутки – какие-то неполадки в двигателе. Мы могли быотплыть не позавчера, а только вчера вечером. Но из вечерней газеты я узнал отрагедии, постигшей нас… – Он осекся, на глаза навернулись слезы. –Бедный отец… бедный, бедный отец.

Уставившись на него немигающим взглядом, мадам Реноповторила, точно во сне:

– Так ты не уехал? – Потом, махнув рукой сосмертельно усталым видом, она проговорила будто про себя: – Впрочем, теперь ужевсе равно…

– Садитесь, мосье Рено, прошу вас, – сказал мосьеОтэ, указывая на кресло. – Поверьте, я глубоко сочувствую вам. Понимаю,какой это для вас удар. Тем не менее очень удачно, что вы не успели отплыть.Надеюсь, вы не откажетесь сообщить нам все, что вам известно, чтобы пролитьсвет на эту ужасную трагедию.

– Я к вашим услугам, мосье. Готов ответить на все вашивопросы.

– Для начала я хотел бы узнать вот что. Вы отправилисьв Южную Америку по настоянию отца?

– Совершенно верно, мосье. Я получил телеграмму, вкоторой мне предписывалось без промедления отбыть в Буэнос-Айрес, затем черезАнды в Вальпараисо[51] и дальше в Сантьяго.

– Вот как! Какова же цель этой поездки?

– Понятия не имею.

– Не знаете?

– Не знаю. Вот телеграмма. Прочтите сами.

Следователь взял ее и прочел вслух:

– «Немедленно сегодня отправляйся Шербура „Анзорой“Буэнос-Айрес. Конечный пункт назначения Сантьяго. Дальнейшие указания получишьБуэнос-Айресе. Постарайся не опоздать. Дело чрезвычайной важности. Рено». Инеужели раньше об этом не было речи?

Жак Рено покачал головой.

– Нет, никогда. Единственное сообщение, полученное мноюот отца, – это телеграмма. Разумеется, мне известно, что у отца, долгожившего за границей, есть крупные капиталовложения в Южной Америке. Но онникогда раньше не заговаривал со мной о подобной поездке.

– Вы, конечно, довольно долго прожили в Южной Америке,мосье Рено?

– Да, еще ребенком. Но потом я уехал учиться в Англию идаже на каникулы оставался там, поэтому мало что знаю о Южной Америке. Ну апотом началась война, мне было тогда семнадцать.

– Вы служили в Королевской авиации, не так ли?

– Да, мосье.

Мосье Отэ кивнул и стал задавать юноше привычные вопросы,которые мы не раз уже слышали. Жак Рено заявил, что ему решительно ничего неизвестно ни о каких врагах мосье Рено, ни в Сантьяго, ни где-либо еще в ЮжнойАмерике, что никаких перемен в отце в последнее время он не замечал и о«секретных документах» отец при нем не упоминал. Сам Жак Рено считает, что егонесостоявшаяся поездка в Южную Америку должна была носить чисто деловой характер.

Как только мосье Отэ немного замешкался, раздался спокойныйголос Жиро:

– Я тоже хотел бы задать несколько вопросов, господинсудебный следователь.

– Разумеется, мосье Жиро, как вам угодно, –холодно отозвался мосье Отэ.

Жиро придвинулся к столу.

– Хорошие ли отношения были у вас с отцом, мосье Рено?

– Естественно, – надменно отрезал молодой человек.

– Вы решительно настаиваете на этом?

– Да.

– И никаких размолвок между вами не случалось, а?

Жак пожал плечами.

– Иногда наши взгляды не совпадали. Это же обычноедело.

– Вот именно, вот именно. И если бы кто-то сталуверять, что накануне отъезда в Париж вы с отцом крупно поссорились, то,разумеется, вы бы сказали, что он лжет?

Я невольно восхищался Жиро. Его самоуверенное «я знаю все»не было пустым хвастовством. У Жака Рено его вопрос явно вызвал замешательство.

– Мы… мы действительно поспорили, – признался он.

– О! Поспорили! И в ходе этого спора вы сказали: «Когдаты умрешь, я смогу делать что захочу»?

– Может, и сказал, – пробормотал Жак, – непомню.

– В ответ отец крикнул: «Но я пока еще жив!», так? Начто вы ответили: «Очень жаль!»

Молодой человек молчал, нервно барабаня по столу пальцами.

– Настоятельно прошу ответить на мой вопрос, мосьеРено, – твердо отчеканил Жиро.

Молодой человек смахнул со стола тяжелый нож для разрезаниябумаги и гневно закричал:

– Разве это имеет какое-нибудь значение? Вы же самипонимаете! Да, я действительно поссорился с отцом. Не буду отрицать, я многочего наговорил ему! Не могу даже вспомнить, что именно я нес. Меня тогдаохватила дикая ярость – в тот момент я, наверное, мог бы убить его! Вот,пожалуйста! – Он с вызывающим видом откинулся в кресле, весь красный отнегодования.

Жиро улыбнулся, снова отодвинулся от стола и сказал:

– Вот и все. Вы, разумеется, продолжите допрос, мосьеОтэ.

– Да, непременно, – сказал мосье Отэ. –Какова же была причина вашей ссоры?

– Предпочел бы не отвечать на этот вопрос.

Мосье Отэ встал.

– Мосье Рено, не следует шутить с законом! –прогремел он. – Итак, какова была причина вашей ссоры?

Молодой Рено упорно молчал, его мальчишеское лицо сталозамкнутым и угрюмым. Тишину нарушил невозмутимый голос Эркюля Пуаро.

– Я отвечу на этот вопрос, если вы не возражаете,мосье, – доброжелательно сказал он.