— Что, уже всё готово?

— Да, Галина Степановна. Я положу вам на стол?

— Виктория, присядь и послушай.

Голос женщины звучал непривычно, да и общались мы всегда в кабинете, а не в комнатке отдыха. Я не стала отказываться, а тут же присела на стул.

— Держи, — произнесла Галина Степановна, протянув мне большой конверт. Я с некоторым любопытством открыла, даже не понимая, чего ожидать.

И замерла, увидев себя на фотографиях. На одной я прижимаюсь к Алексу в кафе, на другой сижу у него на коленях. На третьей и вовсе мы на пикнике. Вот только я была в одежде, а здесь она полностью отсутствовала. В отличие от вещей самого Йорна, они-то были на месте. Я потрясённо листала снимки, стараясь увидеть хоть каплю несоответствия. А потом сглотнула и посмотрела на собеседницу. Отметила, как неприятно изогнулись губы женщины. Дурное предчувствие сдавило горло, а возмущение слилось с растерянностью. И не нашла ничего умнее, чем спросить:

— А почему я голая?

— Скажешь, такого не было? — губы Галины Степановны некрасиво искривились. Она мне не верила, и это показалось очень обидным. Наш отдел был небольшим, всего пять человек, и я ровно относилась ко всем, считая, что мы дружим. Начальницу за спиной никогда не обсуждала, так отчего с её стороны такое презрение?

— Нет. — Не знаю, что было больше в душе в этот момент, возмущения или непонимания ситуации. Кто, кто посмел сделать такое? Я приблизила фото к глазам, стараясь найти несоответствие или намёк на фотошоп.

— Возьми себе. Дома с лупой проверишь, — усмехнулась женщина, откинувшись спиной на мягкую спинку дивана. — Но на будущее предупреждаю, что если не прекратишь преследовать наследника Йорнов, то в следующий раз эта красота попадёт на заставки всех экранов корпорации и твоим родителям.

— Вы ревнуете? — воскликнула я, с трудом оторвавшись от мерзких картинок. Руки тянулись их разорвать, но вовремя опомнилась, потому что мусор останется до уборщицы, а это прямое попадание разговоров в массы.

Покровительственные ноты в голосе Галины Степановны звучали как издевательство.

— Что ты, глупая. Это предупреждение. Йорнам не нравится, когда кто-то слишком активно вешается на их сына. Мужчины любят развлекаться, но всё имеет свою цену. Если ты ещё не поняла, мы люди, а они небожители.

— Вы хотите сказать, что всё это…

Думала ли я, что кто-то опустится до подобной грязи? До этого момента нет, даже не догадывалась. Со мной ведь даже не встретились, не поговорили. Не было ни одного звонка или намёка на недовольство.

— Предупреждение. Всего лишь предупреждение. Так что делай выводы, Вика.

Ощущение, что меня смешали с грязью, давило каменной плитной и от этого тяжелого чувства никак не удавалось избавиться. Я встала и на негнущихся ногах отправилась прочь. Но не успела покинуть помещение, как в спину донеслось:

— Твоё заявление об увольнении сегодня должно лежать на моём столе.

В ответ кивнула и молча вышла, стараясь скрыть волнение и элементарно не разрыдаться. Разум отказывался представлять, что Алекс как-то в этом замешан. А ещё я никак не могла допустить, чтобы ЭТО попало к родителям. И выход был только один.

Дрожащей рукой написала то, что от меня требуется, и покинула рабочее место. А подделку прихватила с собой, опасаясь, что кто-то увидит. Было мерзко касаться пошлых фото, словно в насмешку выполненных форматом А4.

И что вы думаете? По пути мне встретился Алекс. Пока я трясущейся рукой вставляла ключ в зажигание, он уселся рядом, в очередной раз иронично осмотрев мою машину.

— Привет. Как дела? Может, вечером куда-нибудь прокатимся? Или в клубе потусим?

Я посмотрела на того, кого очень сильно любила, а потом достала фотографии и протянула для ознакомления. Мне хотелось, очень хотелось, чтобы Алекс что-то сказал решительное и важное, способное хоть в малой мере успокоить меня. Хотя умом понимала, что семья для оборотней — это всё…

Алекс молчал, рассматривая пошлые фотографии. А когда по его губам скользнула кривая улыбка, в сердце что-то оборвалось. Увиденное веселило Йорна, а мне стало ещё хуже. Больно, гадко, противно.

— Родители пошли в атаку, — как ни в чём не бывал, усмехнулся оборотень, небрежным жестом руки выкинув фотографии назад салона. — Не парься, Викуся, всё мелочи. Сразу же понятно, это фотошоп. У тебя на плече родинка, а там ничего нет. Так что забей на всё и давай сегодня повеселимся. Пожалуй, лучше прямо сейчас поедем ко мне на квартиру и снимем стресс...

— Алекс, ты что, ничего не понимаешь?! — меня трясло, а руки сжались в кулаки. — Это не просто подло. Меня уволили и пригрозили, что это появится на мониторах всех компьютеров вашей корпорации, а ещё доставят родителям. Ты этого хочешь? Всё равно, что со мной станет?

Мои слова сквозили горечью. На какой-то миг я потеряла контроль, перешла на крик, готовая вот-вот разреветься. От несправедливости со стороны старших Йорнов, от неожиданной реакции того, кого любишь. Но вовремя заметила, как взгляд изменённого становился другим. Так любимая мной ирония в глазах оборотня сменялась бешенством. Артерия на шее мужчины пульсировала, то уменьшаясь, то увеличиваясь в размерах.

— Алекс, ты... Ты меняешься! — прошептала я, пытаясь не глядя открыть дверцу, чтобы сбежать. То, как гневно смотрел на меня оборотень, приводило в ужас. И не нужно гадать на кофейной гуще, чтобы понять — достанется именно мне.

— Не смей трогать моих родителей, Ви-ка…— сквозь зубы прошипел он, стараясь справиться с собой.

Я как заворожённая смотрела на изменения, что происходили с мужчиной. В какой-то момент и вовсе думала, что мне конец. Но Йорн быстрым движением покинул салон, оставив после себя запах дорогого парфюма и вспоротое сиденье.

К слову сказать, на другой день бывшая начальница получила повышение и очень гордилась этим фактом.

Я разглядывала оборотня, из-за которого однажды уже пришлось снять розовые очки и бежать куда глаза глядят. Да, он по-прежнему оставался привлекательным, но тот мужественный образ, что видела наивная девушка, давно погас. Был вырван жёсткой рукой Йорнов и безжалостными обстоятельствами. И потом, сравнивая того же ласса Алвара и Алекса, моя симпатия повернула голову в сторону Дарема. Шантажиста, властного главу, который не опускался до уровня небезызвестного рода.

— Ласс Йорн, а как долго присматривать пришлось? День или два?

Иронию скрывать не собиралась и ни грамма не прониклась подобным вниманием. Наоборот, стало неприятно. Этот кошак облезлый видел, что мне плохо и даже не подошёл. И хорошо, что так получилось, розовые очки быстрее свалились.

— А ты изменилась, — произнёс Алекс, не переставая пристально рассматривать меня с нескрываемым интересом. — Научилась показывать зубки.

— Жизнь научила. Или не жизнь, а кто-то конкретный? — Я не отводила взгляда. Изменённые не любят, когда им долго смотрят в глаза, расценивая это как дерзость или вызов, но что поделать. Не могла отказаться от зрелища, когда внимание на лице барса сменяется недовольством.