Проход заканчивался узкой лестницей с высокими ступеньками – такой узкой, что пришлось протискиваться боком. Поднимаясь, посчитала ступеньки – двенадцать. Дальше маленькая дверь – не пройти, не согнувшись в три погибели. Ожидания Маргариты, что и эта дверь будет открыта, не оправдались. Попыталась открыть. Бесполезно. На всякий случай постучала. Тишина. Подумала: может, оно и к лучшему – кто знает, что за чудо-юдо за дверью живет.

Постояла с минуту, развернулась и уже занесла ногу, чтобы начать спускаться по лестнице, как опять раздался уже знакомый скрип – совсем рядом, за спиной. Медленно повернула голову – дверь была приоткрыта.

Маргарита не верила ни в чудеса, ни в привидения. Возникло желание, переходящее в злой азарт, полюбопытствовать, кто шутит с ней такие шутки. Осторожно заглянув за дверь и не узрев никакой очевидной опасности, с излишней решительностью двинулась вперед и тут же споткнулась, больно ударившись любимой левой коленкой о камень. Приземлилась как раз в том месте, где на ровном, отшлифованном временем полу был небольшой, но острый, как лезвие, выступ. На белой поверхности заблестели рубиновые капельки.

– Господи, за что мне все это? – в сердцах запричитала она.

– Скорее, не за что, а зачем.

Из светового потока, проникавшего сквозь узкое окошко, медленно вышел, почти выплыл, высохший старичок в обычном черном колпаке и черном подряснике, на фоне которых ярко выделялись белые как лунь волосы, спускавшиеся до плеч, и негустая мягкая борода. В правой руке – корявая выбеленная палочка, на которую он едва заметно опирался. Судя по спокойному лицу, вторжение Маргариты не вызвало у него никаких эмоций. Продолжая глядеть в сторону, он сказал:

– Нет в жизни случайностей, а все, что с нами происходит, посылается не иначе как для познания Бога. Ничего не бойся – ничего, кроме греха.

Наклонившись, он приложил сухую морщинистую руку к коленке Маргариты и слегка надавил на кожу под раной. Кровь тотчас же остановилась.

Старичок выпрямился, вздохнул и, теперь уже повернувшись к Маргарите, промолвил:

– Идем, я провожу тебя. Верхняя дорога неспокойная сейчас, дурные люди шалят.

Вышли через неприметную дверцу. Добрели до края утеса. Там, прямо в меловой горе, были прорублены ступеньки. Внизу стояла маленькая лодочка, привязанная к чудом выросшей у кромки воды корявой березе. Прощаясь, старик протянул руку и раскрыл ладонь. Там лежало старинное колечко с крохотной, как капелька, бирюзой:

– Возьми, оно тебе впору, – а затем, бросив взгляд в сторону неспокойной усадьбы, вздохнул: – Так Февронюшкино колечко, пожалуй, сохранней будет.

Когда девушка уже спускалась по ступенькам, он проговорил вдогонку:

– Лодку оставь на вольногорской пристани, мне ее вернут. И еще: берега держись, подальше от стремнины.

Беспокойные воды быстро несли лодочку вдоль берега. Вид с реки открывался исключительный. Солнечные лучи по непонятной прихоти природы освещали теперь не реку (она уже выглядела совсем темной), а преимущественно меловые утесы, и без того ослепительно белые. От этой природной метаморфозы у Маргариты возникло щемящее чувство: все это до боли напоминало побережье Южной Англии, куда они часто приезжали с Алисой.

Магия белого цвета действовала умиротворяюще. Неслучайно у древних народов белый цвет всегда обозначал что-то положительное, а некоторые африканские племена, не потерявшие еще единения с природой, до сих пор клянутся своей «белой» печенью, дабы показать отсутствие злого умысла.

Маргарита сложила весла, прилегла на овчинный тулуп, предусмотрительно постеленный на дне лодки, и предалась успокоительному созерцанию, столь необходимому ее истерзанному сознанию. Прямо над головой, среди непроглядной черноты несущихся туч, неподвижно висело белое облачко.

Посмотрела на часы. Полдень. До пристани минут пятнадцать максимум. Если накинуть минут десять на всякие непредвиденности, то к часу в школу можно вполне успеть – как раз к обеду. На три назначены дополнительные занятия с отстающими учениками. Вечер получался свободным. Вернее, он был вовсе не свободным, ведь в пять придет ее ненаглядный Ваня. Попыталась представить эту встречу во всех подробностях: и как он войдет, и как посмотрит, и как улыбнется, и как обнимет, поцелует ее. Нежно-нежно. От этой картинки на душе стало горячо и сладко. Сердце колотилось сильно-сильно и очень радостно. Про себя даже хохотнула: кто бы мог подумать, что работа учителя в российской глубинке такая завлекательная.

Удивительное все-таки создание человек: вот только что дрожала от страха, глотая пыль за старым диваном. И двух часов не прошло, как все страдания были забыты и с лихвой компенсированы счастливейшим состоянием души.

Размышляя о предстоящем свидании, твердо решила, что ничего не расскажет Ивану о своем путешествии на Орлиную гору: он не преминет поделиться с Елизаветой Алексеевной, а приключения сегодняшнего дня, как казалось Маргарите, характеризовали ее не слишком положительно.

Встреча с монахом вспоминалась с чувством некой неловкости: почему не проговорила ни слова, не спросила его имени, не поблагодарила, не попрощалась? Думая о монахе, посмотрела на колечко (правда впору пришлось) и невольно вспомнила его совет держаться берега – да лучше бы раньше.

Крохотную лодочку начала безжалостно бросать крутая стремнина – шипящие волны пенились, норовя забраться внутрь. Потянулась за веслом – лодочка наклонилась и захлебнула студеной воды. Все усилия повернуть ближе к берегу заканчивались новыми водными потоками, обрушивавшимися на уже изрядно промокший тулуп. Лодка просела – борта уже почти вровень с шумящей рекой.

С трудом выбросила отяжелевший тулуп – помогло мало: покачнувшаяся лодка захлебнула новую порцию леденистой воды. Попыталась вычерпать ее ладошками – руки быстро онемели от холода, а вода все прибывала и прибывала.

На повороте к Вольногорам алчная река совсем взбесновалась, яростно набрасывая свои волны с обеих сторон. Скоро в этом дьявольском споре определился победитель: волна, налетевшая с левой стороны, так накренила лодку, что река без промедления поглотила ее, оставив всего лишь несколько спасительных секунд, чтобы сбросить тяжелые сапоги и пальто. Очутившись в ледяной воде, Маргарита отчаянно пыталась подплыть ближе к берегу, но упорная стремнина отказывалась отпускать ее. Морозная дрожь все безжалостнее сковывала тело.

Бросила последний взгляд на Орлиную гору: над ней парили два орлана-белохвоста, выписывая ровные круги вопреки вновь налетевшему холодному северному ветру, уносившему в неведомые дали все ее смешные планы на сегодняшний день и последнюю надежду на спасение.

Внезапно река зашумела сильнее и как-то по-новому – как будто кто-то добавил оборотов адскому мотору, будоражащему ее. Стремнина отчаянно швыряла обессилевшую Маргариту то влево, то вправо, время от времени накрывая волной. Каждый раз казалось, что эта голодная волна будет последней, но какая-то таинственная, неведомая сила толкала ее наверх – девушка вновь набирала воздуха, чтобы потом еще один раз очутиться под водой.