‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍5.4

— На это у меня не хватит денег, — сказала ему. — Кстати, если тебе кто-то обо мне разболтал, надеюсь, он не забыл упомянуть, что мой муж Флорен де Эрве потерял все, включая собственную жизнь. Поэтому у меня ничего не осталось.

Разве только что жизнь. Ну еще и дочь, куда я без нее?

— Тогда нам придется стереть память всему городу, — усмехнулся Леннарт. — Только так «Сквозняк» сможет удержаться на плаву.

— Или же найти же тех, у кого эта память коротка, — пожала я плечами. — А еще изменить это место так, чтобы оно больше ничем не напоминало старое. Поэтому, — я обвела взглядом обеденный зал, — сперва мы здесь все вымоем и вычистим. Чуть позже купим новую мебель и сделаем перестановку. С деньгами пока еще проблематично, но чтобы все здесь выдраить, они не понадобятся. К тому же, я должна еще подумать над новой концепцией…

Этого слова Леннарт не знал. Нахмурился и потянулся за бутылкой.

— Последняя рюмка, — намекнула ему. — Но исключительно для того, чтобы поправить здоровье.

Олафу тоже не помешало бы его поправить. Повар «Сквозняка» был бледен, если не сказать, что зелен.

— Последняя, — согласился со мной Леннарт, — потому что больше ничего не осталось, — и кивнул в сторону полупустой барной стойки.

Я посмотрела на три сиротливо стоявших бутылки и, подозреваю, тоже изменилась в лице, став под стать Олафу. Потому что такого поворота я не ожидала.

— Даже пива в бочках закончилось, — с явным злорадством возвестил Леннарт. — Есть только в одной, и то, на самом дне. Старый Джон как-то позабыл озаботиться об этом перед смертью. К тому же, он задолжал в казну налоги за последний квартал. Вернее, специально их не платил, думая, что Лилии дадут ему послабление за верную службу. Но неделю назад нам пришло постановление… Хотите, я вам его покажу, господа Дюваль?

— Что в том постановлении? — спросила у него, сказав, что он покажет мне бумагу позже. — Чего они от нас хотят?

— Чтобы мы немедленно заплатили весь долг, иначе «Сквозняк» закроют. Отберут разрешение, а потом и всю таверну. Естественно, во славу Истинного Короля и острых Клинков! — и поднял рюмку.

Тут Олаф застонал — вернее, зарычал, словно раненный бык. Затем, позеленев еще сильнее, кинулся куда-то в сторону. Подозреваю, к черному ходу на задний двор, где находились отхожие места.

— То есть, выпивки в баре нет, — уточнила я. — Продуктов, наверное, тоже не сказать, что изобилие.

Крутившаяся неподалеку Эмилия тут же подтвердила, что почти все запасы на кухне подошли к концу. Правда, тыкв у нас много, есть крупа, кое-какие соления с прошлой осени, да и куры несутся исправно.

— Отлично! — пробормотала я. — А еще есть долг в казну, который нужно срочно заплатить. — Взглянула на Леннарта. — Выручка?

На это он торжественно объявил, что в кассе сейчас ровно тридцать дукаров — и то, исключительно от щедрот спасенного мною изморца, который ночью немного полежал, а затем встал и куда-то ушел.

Но все же не забыл отсыпать золотых. Тридцать штук, ни монетой больше, ни монетой меньше.

Вернее, возможно, есть еще несколько мелких монет, заюлил Леннарт, и мне это нисколько не понравилось.

— Пересчитаешь, — заявила ему, — и все запишешь в расчетную книгу. Мне нужен полный расклад по приходам и расходам за последние две недели. Хотя нет, давай уже за последний месяц. — Его лицо искривилось, а я мстительно добавила: — К тому же, сделаешь мне полную опись имущества. Хочу ознакомиться, так сказать… Думаю, Мария тебе в этом поможет. Кстати, почему в кассе нет денег?

— Потому что бедняга Джон окончательно потерял разум, — отозвался он. — Все из-за проклятых Лилий, за которых он и ушел воевать! Хотя из него оказался тот еще вояка — прикончили в первом же бою.

— Печально, — отозвалась я.

— Печально, — согласился Леннарт. — Но не менее печально было то, что Джон забрал все сбережения и отдал их мятежникам. Все мечтал разбогатеть, думая, что Лилии его вознаградят, но вместо этого нам привезли его труп. Мы его похоронили, и на это ушли последние деньги. Но это были хорошие, достойные похороны. К тому же, Джон любил говорить, что мы — его единственная семья. Поэтому мы и…

— Поэтому вы ждали, кто отберет у вас «Сквозняк» первым, Лилии или Клинки, — кивнула я. — Продолжали жить, как ни в чем не бывало. Ели и пили. — Впрочем, я их не осуждала. Судя по всему, им, как и нам с Анаис, большее некуда было идти. — Но теперь я ваша новая хозяйка, и все будет по-другому.

— Это ненадолго, — оскалился Леннарт. — Пара-тройка дней, и к нам обязательно явятся королевские поверенные и опечатают таверну.

— Насколько большой долг в казну? — поинтересовалась я.

Он насмешливо оглядел меня с ног до головы.

— Триста шестьдесят пять дукаров. У нас уже есть тридцать, осталось насобирать еще триста тридцать пять. Это звучит как песня. Триста-а-а тридцать пя-ять… — Затянул он, но я нахмурилась, и Леннарт заткнулся. Правда, ненадолго: — Что вы предполагаете делать, госпожа Дюваль? Думаю, у вас есть то, что можно продать…

Сказав это, обвел меня многозначительным взглядом, и мне стало ясно, на что он намекал.

— Как-нибудь обойдусь и без торговли телом, — заявила ему резко. — Этого хватит? — и положила на стол мешочек, который мне подарил Эдвард Блейз. — Пересчитай.

Леннарт взглянул на меня удивленно, затем принялся разбирать монеты.

— И вот еще, — добавила я. — Две следующих недели вы будете работать без жалования, за еду и кров, раз уж пропили и проели все запасы.

Потому что платить мне им было нечем.

Леннарт поднял на меня взгляд, но, оказалось, за моей спиной стоит Олаф. Все еще бледный, повар заявил, что это будет справедливо. Поэтому и Леннарту пришлось нехотя добавить, что это честная сделка, после чего он продолжил пересчитывать монеты.

В кошеле оказалось ровно четыреста пятьдесят дукаров золотыми монетами, но уже крупного номинала.

Этого как раз хватало, чтобы заплатить долг по налогам, внести пошлину за регистрацию таверны на мое имя, а еще застеклить окно и купить кое-какие припасы.

— И поменять вывеску, — добавила я, потому что меня посетила внезапная идея. — Быть может… гм… Думаю, «Попутный ветер» неплохое название. Куда лучше, чем «Сквозняк», от которого меня уже тошнит. Ой, прости! — произнесла я виновато, потому что повар снова позеленел.